И ты, Ламии…
Для этого надо немногое: добыть еще один кинжал. Ламии не захотел его дать. Но на самом-то деле не так это и трудно: сейчас, когда она, «Бек», числится у пиратов совсем бессильной, чуть ли не изломанной, ее будут стеречь беспечнее. Не так, чтобы бежать, но так, чтобы до чьего-нибудь кинжала добраться удалось. Особенно раз уж Пардино рядом.
Пардино жалко. Но ему-то в ад попасть точно не грозит, а в рай… пустят ли? Кажется, да: зверям, безгрешным по природе своей, путь туда не должен быть закрыт. И в отцовский Regnum Dei, и в мамин Джаннат. Ну, они как-то соединяются, конечно.
Вот и замечательно.
А еще все-таки очень жаль Айше. Не за посмертье, ей-то ничего не грозит, а за то, что так неудачно получилось. Выходит, все зря было. С момента побега. Даже с того дня, как Айше привселюдно дала ту клятву…
Не надо об этом. Айше вообще что-то слишком часто не везет. Угораздило ее вообще придумать ту историю про внуков Барбароссы… Если бы не это, их бы продали, конечно, в рабство, причем сразу, но хоть живы бы остались. А что клятву о мести потомкам Хюррем тогда не сдержать… Так ее же и мертвым не сдержать.
Тут Джанбал больно ущипнула себя за руку, вспомнив, что историю эту она сама вовсю досочиняла, да ведь и изначальную мысль своей подруге подала, пусть и невольно, когда заговорила о Хызре. Повернулась к Айше – и увидела, что у той глаза на мокром месте.
– Ну, чего ты? Не бойся…
– У него, наверное, три ребра сломаны! – всхлипнула Айше. – И ключица…
– Да брось… – Бал не сразу сообразила, что Айше все это время переживала за ее брата. – Помят он сильно, это правда. Ничего, заживет, нам с ним не впервой.
– Что ты говоришь такое, как ты можешь? Справа на боку живого места нет, такой кровоподтек страшный…
– Ну, так мы же с тобой его и обмотали прочно, забыла? – Джанбал чуть было не улыбнулась, вспомнив, чем ее названная сестра собиралась делать ту перевязку… и чем в конце концов сделала другую. – И на переломы не похоже совсем. Может, трещина в одном-двух ребрах, бывает… Поправится! Видела бы ты Бека, когда он как-то раз с коня слетел, и не такой здоровенный, как сейчас, а всего-то одиннадцать нам тогда было… Мама, помню, испугалась страшно. Но зажило все, как на щенке волкодава!
Спохватившись, девушка украдкой огляделась по сторонам. Вблизи никого не было, за этим-то она следила с самого начала, а все же лучше бы проявить дополнительную осторожность. Имя «Бек» ей, говоря не о самой себе, произносить вслух уж точно не стоило.
– Правда? – жадно спросила Айше.
– Конечно. И еще была пара случаев: когда на стремнине лодка опрокинулась… и когда мы с братом вдвоем отлупили Вислозадого Метхи и трех его дружков – ха, это была славная битва, они на карачках уползли, хотя нам тоже досталось.
– А вдруг все-таки ребра сломаны? И поранят легкое? – В голосе Айше снова зазвучали слезы.
– Не трусь. – Эти слова Бал, играя роль самой себя как брата несчастной Дайе, произнесла громко, мужественно-грубовато, с мальчишеской хрипотцой. Совершенно естественно выглядит, если брат, вчера выдержавший жестокую схватку, сейчас храбрится, говорит покровительственным тоном. А что его сестра при этом готова расплакаться – еще естественнее.
Понизив голос, она добавила:
– Ты же помнишь, что он тебе вчера сказал про «Аль-мусофирин»…
– А еще ключица… – Айше совершенно проигнорировала ее слова. – Он точно сумел поднять руку выше уровня плеча?
– Еще как сумел. Даже выше головы. И мы с тобой обе это видели. – Бал смотрела на свою названную сестру в полном изумлении, не понимая, как такое можно забыть, не год ведь миновал, а половина суток от силы.
– И ссадин у него несколько, таких ужасных…
– По-настоящему серьезная только одна. Самая первая. Но ее, сама помнишь, кутенок бесхвостый оставил, не Носорог…
– Да-а, скажешь тоже, одна! – Айше, уже не скрывая рыданий, уткнулась подруге в плечо. – А над коленом не видела, что ли? Настоящая рана! Это когда его Носорог в третий раз на «палубу» швырнул…
Мысли лихорадочно заметались в голове Джанбал, как рыбешки в затягивающемся кошеле невода. Неужели правда? Брат, ее брат, ранен по-настоящему, не просто ушиблен и оцарапан, а она этого даже не заметила?! Айше, подруга и названная сестра, но все-таки совсем чужая Беку девушка, – заметила, а она, сестра по мясу и костям, – нет! Как последняя дура ухитрилась поверить, что пострадал он не сильнее, чем бывало во время их детских проделок…
Потом Бал вспомнила, как все-таки выглядела та рана на ноге, которую Айше тогда перевязывала, – сама, трясущимися руками, в спешке и тесноте… Вспомнила, как шагал потом брат прочь от шатра, как спрыгивал на борт ладьи: тяжеловато, но на самом-то деле почти не скованно в движениях.
Похоже, ее названная сестра настолько же преувеличила тяжесть травм, насколько она сама преуменьшила. И все равно…
Вновь ущипнула себя за руку: с вывертом, до боли, чтоб синяк остался. Поделом тебе, дурища малолетняя! И еще раз, столь же болезненно, прямо по синяку: это тебе, дуре, за Ламии! Он с виду остался цел и невредим, но разве ты, скудоумная малолетка, знаешь это твердо, разве пришло в твою пустую голову, что надо удостовериться, промыть рану, если она все-таки есть, плотно стянуть ушиб, хоть бы и такой же тряпицей, как твоя сестра-подруга?!
Привыкла всю свою жизнь верить, что Ламии словно бы неуязвим, как из железа выкован… А ведь из плоти и крови он, как и Бек. Уязвимой. Живой.
Встревоженно заворчал рядом Пардино. Джанбал привычным движением положила руку ему на загривок, успокаивая, и сама тоже опомнилась. Совсем не нужно сейчас привлекать к себе лишнее внимание.
– А все этот Гергедан! – У Айше, только что в три ручья ревевшую у нее на плече, горе вдруг сменилось яростью. – Даст Аллах, он у меня подавится своим собственным рогом, я ему…
– Ш-ш-ш… – Бал крепче прижала к себе подругу, при этом не забыв в очередной раз громко охнуть и скривиться как бы от боли: все ведь вокруг знают – это она, а не какой-то там иной Бек, победила (то есть победил) вчера Мехмеда Позолоченного и была (был) побеждена Гергеданом. – Не ори так, а то Аллах, в великой милости своей, предоставит тебе такую возможность гораздо раньше, чем думаешь.
– Раньше?
– Ага. Прямо сейчас.
Носорог стоит совсем неподалеку, угрюмо смотрит на них. Он так близко, что наверняка мог кое-что слышать и даже что-нибудь заподозрить… но с мозгами у него явно дело обстоит куда хуже, чем с мускулами.
В общем-то, Бал на эту груду мышц особого зла не затаила. То ли дело Мехмед, гаденыш, выползок змеиный… Но как раз он-то получил свое, лежит сейчас под пологом возле первой мачты и стонет совсем не притворно. А Гергедан… он мог бы вчера повести себя гораздо хуже.
