Несмотря на его сопротивление, мне удалось провести его к стулу. После того, как я убедилась, что ничего серьезного нет, я наполнила тарелку и поставила перед ним. К тарелке предусмотрительно придвинула столовый прибор. Но на столовый нож посмотрела с некоторым опасением, может, лучше его убрать.
— Очень мило с вашей стороны проявлять беспокойство, — скороговоркой поблагодарил доктор Родес. — Иногда я бываю немного неуклюж.
— У нас у всех такое случается, — успокоила я его. — Наверное, вы не очень хорошо отдохнули после вчерашних беспокойных событий.
— Что? — переспросил он. — О, да. Не вызывало сомнения, что неуклюжесть доктора Родеса не имела никакого отношения к недосыпанию. Просто он был одним из тех мужчин, которые чувствуют себя неловко в обществе молодых женщин. Моего присутствия оказалось достаточно, чтобы у него все валилось из рук, и он натыкался на все углы.
Я недоумевала, как ему удалось завоевать признание Фанни? Ее вкусу больше отвечали такие джентльмены, как Винни или ее брат. Так что ее интерес к скромному доктору вызвал мое удивление. И, конечно же, навел на некоторые размышления, которыми мне ни с кем абсолютно не хотелось бы делиться. Мне иногда казалось, что Фанни может быть не только взбалмошной, но и расчетливой. Ее капризы, яркие выходки — это все игра на публику. А сама с собой она умела вдумываться и прослеживать то или иное событие, варианты его развития далеко наперед.
Может быть, доктора Родеса Фанни предпочла за его надежность? С ним она всегда, и сейчас, и потом, могла позволить себе все. А где проходит граница ее причуд, она, скорее всего, даже не предполагает. Время покажет.
— Вы знали миссис Ллевелин? — спросила я доктора Родеса, стараясь отвлечь его от мыслей, которые вызывали у него комплекс неполноценности в дамском обществе.
— Что? — переспросил он по привычке. — О, д-да. Не очень хорошо, вы понимаете. Мне было только двадцать, когда я первый раз появился в этом доме. И двадцать три, когда она умерла… Несчастный случай. Очень неприятный.
Его глаза заметно погрустнели, возможно, он вспомнил переживания Фанни, когда она внезапно осталась сиротой.
— Вы были в доме в день происшествия? — спросила я, хотя, возможно, мой вопрос не отличался тактичностью.
Интуиция подсказывала мне, что доктор Родес был в доме Ллевелинов в день происшествия и ему хорошо знакомы все детали трагического события.
Доктор Родес смутился, снял очки и стал вертеть их в руке до тех пор, пока они едва не упали в яичницу.
— Да, был, — с трудом выдавил он из себя. — Ну, мы все были. Кроме миссис Причард. Лили, миссис Ллевелин, очень любила домашние приемы. Я полагаю, поэтому и Фанни имеет к ним такое пристрастие.
Любопытно. Фанни потеряла мать в десять лет. Неужели к этому возрасту она уже успела перенять от нее склонность к всевозможным людным мероприятиям?
Трудно поверить. Хотя не поверить тоже нельзя, тем более, что доктор Родес знает семью уже так давно. Не исключено, что это мистер Ллевелин ввел доктора Родеса в свою семью, так как они были школьными товарищами. Фанни могла увлечься им еще в детстве. Этим можно объяснить ее интерес к нему в то время, когда достигла возраста невесты.
— Говоря о Фанни, я хотел бы обратить ваше внимание на кое-что, о чем я хотел бы попросить вас, — доверительным полушепотом пробормотал доктор Родес. — Это своего рода одолжение. Я надеюсь, вы не будете возражать.
— Буду рада помочь вам, чем смогу, — пообещала я, ничего не поняв из его сбивчивой речи.
— Вы не будете против того, чтобы присматривать за Фанни, пока это дело с сеансами не закончится? — неожиданно для меня попросил он.
Я подумала о письме к своему священнику, которое лежало у меня в кармане.
— Я не-уверена в том, что смогу, — уклончиво ответила я.
— Для меня это будет много значить, — настаивал доктор Родес. — Я даже хочу заплатить вам, как за действия моего компаньона вплоть до окончания вашего визита.
— Но я не могу принять ваши деньги! — категорично заявила я.
— Фанни значит для меня гораздо больше, чем не сколько фунтов, мисс Кевери, — объяснил он. — Я не стал бы просить вас, но она, кажется, привязалась к вам. — Но я уверена в том, что члены семьи смогут сделать для нее больше, чем я, — все не давала я согласия. — К тому же, проявлять заботу о ней им значительно удобнее.
— Господи, нет! — внезапно выкрикнул доктор Родес.
Его взрыв эмоций напугал нас обоих. Я пришла в себя первой и внимательно посмотрела в лицо доктору Родесу. Его нервный всплеск сменился отчаянием. Губы мелко дрожали, а бледные щеки покрылись румянцем.
— Вот до какого состояния может довести жениха забота о невесте, — подумала я с легкой завистью. — Конечно, Фанни здорово повезло. Доктор Родес великолепный профессионал. Неуклюж? Но такой он не всегда. Как только он приступал к своему делу, его неуклюжесть бесследно исчезала. Зато какой заботливый жених, как предан своей возлюбленной! Да, Фанни знала, кого выбирала. Она не так проста, как может показаться вначале.
Заметив, что я его рассматриваю, доктор Родес опустил глаза.
— Полагаю, мне лучше объяснить причину моей просьбы, — произнес он. — Ни Эдмонд, ни Урсула не в восторге от своей сводной сестры. А сеансы расстраивают ее. Правда, она не подает вида, но я врач и все замечаю. Ей нужен друг, мисс Кевери. Вы кажетесь мне человеком более благонадежным, нежели миссис Причард.
Я вздохнула в раздумье. Ну, что делать? В моем кармане лежало письмо священнику в Бристоль, в котором я сообщала о своем решении вернуться в родной город. Это с одной стороны. С другой — Фанни как-то предлагала мне свою помощь. Следовательно, она имела право на встречный шаг с моей стороны. Кроме того, я помнила доброту миссис Мэдкрофт и ее предупреждение о том, что, если кому и грозит опасность, так это ей. Оставить их всех в Эбби Хаус, чтобы они разбирались без меня? Это было бы с моей стороны крайне эгоистично. Не могла я бросить Фанни и миссис Мэдкрофт на полпути, где что ни шаг, то неожиданности и опасности.
Медленным движением я опустила руку в карман и смяла письмо к священнику. Все.
— Приберегите свои деньги, они вам еще могут пригодиться, — ответила я доктору Родесу. — Я и так сделаю все, что смогу.
Некоторое время спустя я оставила доктора Родеса и поднялась наверх. В коридоре меня встретила Чайтра. С подносом для завтрака она направлялась в комнату миссис Мэдкрофт. Служанка взглянула мне в лицо, и на ее гладком лбу появились морщины.
— Здесь мы будем жить еще полторы недели, — сказала я прежде, чем она заговорила.
Пальцы ее рук побелели от напряжения, так они вдруг сжали поднос. Темные глаза Чайтры неожиданно подернулись туманом. Она посмотрела на меня так, что у меня на коже выступили мурашки. Самое неприятное и страшное заключалось в том, что ее взгляд ничего не выражал. Ее глаза вообще не видели меня, они смотрели куда-то сквозь меня. Мне показалось, в какой-то иной, неведомый мне, мир.