– Вот видишь, – вставила Мария, – и в других краях кулачные забавы есть. А ты говорила, только в Москве.
– Ага, ну дальше слушайте.
Дальше, однако, слушать не пришлось, поскольку в дверь постучали.
– У вас тут прямо турецкий гарем, – сказала вошедшая княгиня. – Да не вскакивайте, я тоже сяду.
Княгиня Марья была в свободном полотняном платье без корсета и фижм, с косой, закрученной на затылке, и казалась совсем молоденькой.
– Какие, однако, апартаменты вам любезная хозяйка отвела – на троих одна комната.
– Нет, – хором ответили девы, – Три комнаты у нас, но двери прямо в коридор и без гардеробной, так что мы решили так.
– А посмотреть можно, как вы устроились?
Обойдя комнаты, княгиня помрачнела, смотрела их покои молча. Оживилась, только попав в гардеробную.
– Ах, демуазель, в Париже нынче совсем не так носят. К сегодняшнему вечеру надо переделать. Вы в каких робах будете?
– Но ведь и полячки в таких же фасонах, – попыталась возразить Варенька.
Княгиня только рукой махнула.
– Польша – такая же глушь, как и Россия, только что гонору больше.
Тотчас вызвали девок, работа закипела.
Тут Мария Васильевна боярышень весьма удивила. Так в её пальчиках иголка сноровисто ходила, что не только белоручек Нину с Марией, но и вышивальщицу Вареньку завидки брали. Даже девки-белошвейки за ней не поспевали.
Вслух удивлялись и восторгались. И она объяснила, что шитьём, а ещё более вышиванием каждый почти день занимается. А привыкла к этому, как замуж вышла. Прилично, дескать, знатной даме время за пяльцами проводить и гостей с пяльцами принимать.
Мария вздохнула.
– А я вот никак к вышиванью себя склонить не могу. Только сяду и сразу мне так скучно делается, и сразу вспоминается дело какое-нибудь, бежать куда-нибудь надо.
Варенька перебила её:
– Гляньте, Марья Васильна, вот это всё я сама вышивала, это – вместе с матушкой, а это вот, бисером, я начинала, а докончила девка матушкина.
Она разложила ворох своих нарядов и рубашек и с гордостью показывала. Прервалось это занятие тем, что к княгине пришли звать её к хозяйке.
– Какая она красивая, – вздохнула Варенька, когда за княгиней закрылась дверь. – Наверное, в Париже у неё поклонников целая толпа была.
– Подумаешь, – попыталась возразить Нина, – какая особенная красота? Только что манер европейских нахваталась…
Но Мария и Варенька так на неё закричали, так в два голоса начали перечислять прелести и достоинства княгини, что и слова ей вставить нельзя стало.
К балу гостей съехалось множество, много больше, чем накануне за обедом было. Боярышни сговорились в начале танцев в уголке постоять и поглядеть, как здесь танцуют, чтоб впросак не попасть. Но не тут-то было!
Только оркестр грянул, к ним в их уголок мигом протолкались: к Марии – пан Тадеуш, к Вареньке – её пан Ян, а к Нине пан Вацлав подоспел. Деваться некуда – пришлось на ходу новые фигуры перенимать.
Мария так озабочена была тем, чтоб с ноги не сбиться, что всё вокруг как в тумане видела. Опомнилась только, когда её Шафиров под руку подхватил, уводя от очередного кавалера.
– Охолоните немного, Мария Борисовна. А то вы так разгорячились, что как бы худа не было, – приговаривал он, выводя её из танцзалы. – Пойдёмте, лимонаду выпьем. Неужели не устали вы столько плясать?
– Не знаю. Я под музыку и ног не чую.
– Да, танцевать вы мастерица. Равно, как и супруга князь-Григорья.
Он показал на выступающую в первой паре княгиню.
В комнате, куда пришли они, сидели одни русские: царская чета, министры, Долгорукий, кое-кто из офицеров. Пили, курили трубки.
– Вот она, княжна Голицына, – встретил её на пороге голос царя. – До того до танцев охоча, что за уши её от сего занятия не оттянешь. Равно, как и княгиню Долгорукую.
Пётр хитро сощурился.
– А, князь Григорий? Не боязно за жену-то? Тут ведь вертопрахи зело бойкие.
Григорий Фёдорович спокойно улыбался в серебряные усы.
– Если княжна и во всём прочем, как в танцах, на мою княгиню походить будет, то лучшей супруги никому и пожелать нельзя.
Все заулыбались и посмотрели на толстого пожилого офицера.
– Ну ладно, княжна, не будем тебя томить, иди пляши дальше, – махнул трубкой царь.
Мария вышла в полном недоумении. В дверях бальной залы на неё налетела Варенька:
– Ты где была?
– Там, где царь с министрами. Не пойму, зачем меня Пётр Павлович водил туда?
– А Шереметев там был?
– Михаил? Нет. Откуда ему тут…
– Да нет же, не Михаил, а Борис Петрович Шереметев, фельдмаршал, отец его.
– Не знаю. Я ж не знаю его в лицо.
Варенька потянула её в боковую нишу, где меньше гремела музыка. Обе с удовольствием повалились на диван – ноги всё-таки устали.
– Слушай.
Варенька облизала и вытерла губы, готовясь к долгой речи.
– Сегодня к царю на совет старый Шереметев прибыл и ещё один генерал – Алларт. Вызвал их царь об войне совет держать, но у Шереметева и своё дело небольшое тут есть. Догадалась, какое?
Мария недоумённо помотала головой.
– Ну ты совсем недогадлива! Забыла уж, как Михайла Шереметев об тебя глаза ломал? Ну вот, видать, с отцом встретясь, он об тебе говорил. И теперь Борис Петрович на тебя глянуть пожелал, для того тебя и звали.
Варенька хихикнула:
– Смотрины…
– Ясно, – вздохнула Мария, – И откуда ты сразу всё знаешь?
– Это что, – довольно ответила Варенька, – это ещё не всё. Царь на эту женитьбу очень благосклонно смотрит и даже вызвался сватом быть. Сказал, как от турка вернёмся, сам поеду к Борису Лексеичу. Так что Маша, не пришлось бы тебе стать графиней Шереметевой – царю батюшка твой вряд ли откажет.
– Ой, Господи, – еле слышно выдохнула Мария, – вот ещё напасть.
– Да ладно, не пугайся. Пока война кончится, ещё многое перемениться может. А нет – так пусть твой черноглазый-чернобровый украдёт тебя. А? Ну не вздыхай, пойдём в залу, а то мы уж два танца пропустили.
На пороге их, как обычно, сразу пригласили в танец, причём перед Марией, к её удивлению, оказался пан Вацлав. Надо же, подумала она, весь день и не взглянул на меня…
Пан Вацлав, между тем, что-то говорил. Она, озабоченная Варенькиной новостью, совсем его не понимала, тем более, что он сильнее обычного коверкал русские слова. Вот он что-то спросил и ждал ответа.
– Да-да, хорошо, – ответила она и увидела его покрасневшее от досады лицо.
– Панна Мария меня не слушает.
Она принялась уверять, что слушает внимательно, но здесь такой шум…
– Что ж, если тут нельзя говорить, пойдёмте.
Он почти потащил её из залы с решительным видом. Усадил на тот же диванчик в нише, где только что сидели они с Варенькой, сам встал напротив.