— Восхитительно! — заявил он, оглядывая ее, и Микаэла вспыхнула.
Ей так редко говорили комплименты.
— Я тут размышляла…
— Ради Бога, не надо.
— Нет… вчера, после того, как вы неожиданно ушли, я… я хочу сказать, что поняла…
— О чем ты?
— Я прошу у вас прощения. Вы не могли убить Кэтрин. Я была несправедлива. Вы не давали повода. Мне очень жаль, что я поверила слухам.
— Почему ты пришла к такому заключению?
— Ее убили так же, как и вашу жену. Это сделано нарочно, чтобы заподозрили именно вас.
Микаэла перевязала ему галстук.
— Блестящая мысль. Браво!
— Сегодня утром мы чрезвычайно остроумны, да?
— Реабилитация в глазах невесты способна привести мужчину в приподнятое настроение.
Скоро бракосочетание, значит, этой ночью они будут спать в одной постели. Ей стало дурно.
— Микаэла? — испугался он.
— Вы не обязаны этого делать, Рейн. Да, я вам очень благодарна, но вы не должны ради меня приносить в жертву свою холостяцкую жизнь. — Рейн видел, что она в ужасе, и сжал ее дрожащие руки. — Я уже, честно говоря, опозорена.
«Скажи ему», — громко требовал внутренний голос.
— Нет, мнение света убило мою жену, Микаэла, и я скорее умру, чем позволю этому повториться. — Он взял ее под руку.
— Вы же не собираетесь драться на дуэли, правда? Я не вынесу.
— Сомневаешься в моей меткости?
— Рейн! — шепотом воскликнула она, увидев собравшихся в холле людей, среди которых возвышался пожилой деревенский викарий, прижимавший к себе Библию. — Немедленно объясните, что происходит?
— Все в городе считают, что тебя похитили.
— Они недалеки от истины, шейх Абдулла.
— Нет, действительно похитили. И требуют выкуп.
— Никто не заплатит за меня ни фартинга. — Ее убежденность сразила Рейна.
— Я заплачу.
Микаэла судорожно вздохнула, пытаясь разгадать его намерения, однако Рейн вдруг остановился на лестнице, обнял и поцеловал, и она жадно прильнула к нему, не обращая внимания на людей, их шепот и смешки. Рейн все не отпускал ее, да и она все крепче прижималась губами к его губам.
Его пронзило отчаянное желание, чтобы их связала не только церемония, чтобы он стал для Микаэлы не только защитником.
— Выходи за меня замуж, мятежница. Не на день, не на два и не на двадцать. На всю жизнь.
Микаэла вцепилась в его камзол. Она примет дар, хотя лжет, скрывает свои тайны и не доверяет ему. Она ухватится за тонкую нить, крепко сплетет ее со своими мечтами.
— Да.
Спустя десять минут их объявили мужем и женой. Члены команды по очереди целовали ее в щеку и хлопали своего капитана по спине. Лилан Бейнз не переставал ухмыляться, и это, похоже, весьма раздражало новобрачного.
Он расплатился с викарием и под одобрительный гул своих людей крепко поцеловал жену. Посыльный в форме матроса «Белой императрицы» передал ему сообщение. Рейн прочел, снова поцеловал ее и, отделавшись туманным объяснением, что скоро вернется, ушел.
Не вернулся он и через несколько часов. Кабаи принес ей роскошный обед, знаком попросив отойти от окна, но Микаэла едва притронулась к еде, испытывая все большее волнение перед грядущей ночью. Когда стемнело, она заставила себя подняться в спальню, чтобы приготовиться к первой брачной ночи, которая уничтожит веру Рейна. Пробили часы, и ее сердце отреагировало на каждый удар.
Рейн не возвращался.
Взошло солнце.
И Микаэла почувствовала, как рвется связывающая их тонкая нить.
Бригадный генерал взглянул на посыльного, затем развернул записку и бросил на стол рыжий локон, который лежал внутри.
— Кто вам это дал? — спросил он, прочтя записку.
— Женщина. Она сказала, что записку ей дал мужчина, а ему еще один. — Матрос вытер рукавом у себя под носом, окинул взглядом комнату, ломящийся от еды стол и морских офицеров, пристально разглядывавших его. — Сдается мне, что она прошла через несколько рук. — Он произнес это с воинственностью человека, которому представилась возможность оскорбить господ.
Генерал передал записку Уинтерсу. Тот прочел и взглянул на юношу.
— Она без подписи. Ты знаешь, что там написано?
— Нет, коммодор.
— Майор. Ты можешь быть соучастником.
— Откуда вам это знать, майор? Читать я не умею, письмо запечатано.
Дентон заметно расслабился. Он подошел к моряку, дал ему монету, после чего вытолкал за дверь и позвал Эрджила. Ответа не последовало. Этого бездельника теперь совсем не дозовешься. Генералу пришлось самому вести посыльного к выходу, иначе тот прихватит с собой по дороге половину домашнего серебра.
— Похищена. Кто мог ее похитить? — спросил запыхавшийся Дентон.
Трое мужчин посмотрели на него, затем на Уинтерса.
— Вы считаете, это сделал я? — Майор был ошеломлен.
— Вы хотели на ней жениться, — сказал Этвел.
— Только не после ее продолжительного отсутствия. Ваша племянница скомпрометирована.
Дентон забормотал, что Господь послал девчонку на землю, чтобы досаждать ему.
— Значит, ты прекращаешь поиски, старина? — спросил Пратер.
— Нет. Мы должны найти ее, чтобы узнать, что она слышала.
— Не будь глупцом. Это… — Пратер кивнул на записку в руках генерала, — доказывает, что ни черта она не слышала, иначе бы пошла к властям или рассказала Уитфилду.
— Уже ходили слухи, что она похищена, — согласился Рэтгуд, поглаживая бородку.
Но Дентона беспокоило совсем другое.
— Сумма умопомрачительная. Кто заплатит такой выкуп?
— Похоже, они надеются, что это сделаете вы, — невозмутимо ответил Рэтгуд.
— Тысячу фунтов? Невозможно! У меня нет таких денег.
— Они есть у Микаэлы. Наверное, вам следует рассказать об этой записке и о том, что вы не можете заплатить, — посоветовал Винтер.
— Продолжай.
— Уитфилд и Макбейн больше всего виноваты в том, что произошло.
Дентон, прищурившись, некоторое время разглядывал майора, затем его взгляд скользнул по Рэтгуду и Пратеру.
— Граф с радостью предложит деньги.
— Непросто раздобыть такую огромную сумму, — вставил Пратер, снимая воображаемую пылинку с рукава, чем всегда ужасно раздражал Дентона.
— Но почему она?
— Богатство ее матери ни для кого не было тайной, как и то, что отец завещал все ей.
— Черт побери, Рэт, поведайте мне лучше о том, чего я не знаю.
— Кто бы он ни был, ему неизвестно, что вы без гроша, — хихикнул Рэтгуд.
Дентон бросил на него уничтожающий взгляд.
— Полковник, я жду дельных предложений. Взгляды собравшихся обратились к пятому человеку, который сидел, вытянув перед собой длинные ноги и глядя на огонь.
