Она наклонилась и ущипнула его за внутреннюю сторону бедра.
– Ой! – Он отдернул ногу и отодвинулся. – За что?
– Ты решил, что ты мертв. Вот я и хотела проверить, как у тебя с чувствительностью. Теперь ты убедился, что еще не умер.
Лукас фыркнул.
– Спасибо.
Меган ухмыльнулась и, упершись локтями ему в груда, положила подбородок на сложенные руки.
– А теперь что? – насторожился он, наблюдая за ней сквозь полузакрытые веки.
– Я голодна.
– Только не сейчас, – сказал он, позволив себе протяжный страдальческий вздох. – Сделай мне поблажку. Ладно? Не думаю, что мужчины созданы для того, чтобы терпеть столько наказаний за одну ночь.
Меган ущипнула его за плечо и села.
– Чурбан! Я хочу есть. Для одной ночи мне достаточно того, что я от тебя получила. – Она соскочила с кровати и стала разыскивать свое белье и вещи, которые вчера побросала в спешке. – А куда подевался мой дурацкий халат? – пробормотала она себе под нос.
– Может под кроватью? – предположил Лукас.
Она встала на четвереньки, но упавшие волосы заслоняли ей поле зрения.
Тогда он протянул руку, и забрав горстью длинные пряди, отвел от лица.
– Спасибо, – сердито сказала Меган. – Ага, вижу! – Она проползла несколько шагов и, сунув руку под кровать, вытянула кипу сильно помятого белого батиста. Поднявшись на ноги, она отбросила в сторону белье и завернулась в халат.
– Ты куда собралась? – сказал Лукас, видя, как она бодро замаршировала к двери.
– Вниз, – ответила Меган. – Там с вечера оставалось полшарлотки, помнишь? Я сейчас достаточно голодна, чтобы съесть целый пирог, – добавила она и, бросив через плечо вызывающий взгляд, покинула комнату.
– Чертовка! – Лукас вскочил с кровати и побежал следом в чем мать родила.
Когда он добежал до двери кухни, Меган уже держала пирог в руке и стонала от удовольствия сквозь полный рот теста, яблока и корицы.
– Ты не хочешь поделиться?
Меган покачала головой, отделяя вилкой новую порцию.
– О, послушай, дорогая. Я тоже голоден.
– Очень печально, – сказала она, заталкивая в рот большой кусок.
Лукас шагнул к буфету. Она отступила на шаг. Он торопливо выдвигал ящики, перекапывая их содержимое. Наконец он отыскал среди столовой утвари одну вилку и, повернувшись, грозно поднял руку, будто владел могучим мечом.
– Я хочу пирога, Меган. – Она изогнула бровь:
– Вы просите или приказываете, сэр?
– Приказываю.
Меган с недоумением подняла другую бровь.
– Так иди и бери, – сказала она.
Лукас двинулся прямо на нее. Он предпринял обходной маневр слева и, когда Меган попыталась увернуться, схватил ее за талию одной рукой, а другую – с вилкой – занес над пирогом. Меган пронзительно закричала, стараясь отодвинуть пирог как можно дальше. Она изогнулась, убирая от него остатки шарлотки.
Он приготовился вонзить вилку в вожделенную добычу, но промахнулся и задел Меган. Когда зубцы скользнули по ее руке, поцарапав кожу, она возмущенно закричала и, вскинув свою вилку, ткнула его в верхнюю часть бедра.
Лукас вскрикнул, однако продолжал удерживать ее за талию.
Меган сопротивлялась, пытаясь освободиться от него и не повредить пирог. Ловко вывернув руку, она нацелила вилку в другое бедро.
Лукас позволил себе отступить, зажав рукой ранку.
Он отошел подальше и отнял руку от бедра. На коже проступили четыре капельки, расположенные на одной линии.
– Ты проткнула мне ногу, – сказал он обвиняющим тоном.
– Ты первый меня оцарапал, – оправдывалась Меган, поднимая свою руку в качестве доказательства.
– Только слегка. А ты пронзила меня насквозь. – Лукас прислонился к столешнице и сполз на пол. Он сидел, удивленно уставившись на свою ногу. – Не могу поверить, что ты действительно меня проткнула. И чем! Вилкой!
– О, все не так уж страшно. – Меган положила шарлотку на столешницу, прямо у него над головой, и опустилась рядом с ним на колени.
– Как бы не так, – канючил Лукас. – От такой раны можно умереть! – Сейчас он напоминал капризного ребенка, которому не удавалось добиться своего.
– Ну что ты ноешь, как малое дитя? – насмешливо сказала она.
– А что, если рана нагноится?
Меган возвела глаза к потолку. И она слышит такое от мужчины, у которого шрамов на теле больше, чем у нее волос на голове! Один, белый и выпуклый, в верхней части правого плеча – она была абсолютно уверена – остался от пули.
– О, да не тревожься ты так, ради Бога. Позволь мне взглянуть. – Она придвинулась ближе, рассеянным жестом отбрасывая назад свои волосы.
Лукас медленно убрал руку с бедра, открывая красные пятнышки чуть больше булавочной головки. Всего-то, подумала Меган, хотя вместе с уколом вины в ней заговорила совесть.
– Ой! – взволнованно воскликнула она, решив помочь ему разыгрывать из себя страдальца. – Дело плохо. Видимо, придется оперировать.
Она вскочила и направилась прямо к ящику со столовыми приборами. При виде большого зубчатого ножа для разделки мяса у Лукаса расширились глаза, но он ничего не сказал.
– Давай посмотрим. – Меган пробежала пальцем по ранке и откинулась назад, словно прикидывая, с чего начать. – Я думаю, имеет смысл сделать разрез прямо… здесь, вокруг… Да, пожалуй, так будет лучше всего. – Ее пальцы обхватили вещественное доказательство мужского достоинства. Поникшая плоть вздрогнула и зашевелилась от ее прикосновения. Меган подняла глаза, с интересом ожидая реакции Лукаса.
Но он оставался спокойным. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
– Мне не кажется, что у тебя возникла хорошая идея, – сказал он наконец.
– О, неужели? Лукас тряхнул головой.
– Почему?
Он пожал плечами.
– Может, еще воспользуешься. – На губах у него заиграла озорная улыбка. – Позже.
И она воспользовалась.
Здесь же, в кухне, прямо на полу. И пирог, и недавняя баталия – то и другое были моментально забыты. По завершении действа Меган сделала попытку запахнуть халат вокруг обнаженного торса, но так как Лукас оставался у нее между бедер, старания ни к чему не привели. Да к тому же сколько-нибудь искреннего желания загораживаться у нее и не было.
– Как Брандт узнает, где тебя найти? – спросила она, нарушая тишину.
– Можно подумать, что твои мысли все время были заняты только Брандтом, – заворчал Лукас и, перевалившись на бок, откинулся спиной к тумбе буфета.
Меган перекатилась вместе с ним.
– Не все время, а только несколько минут, – ответила она не без умысла.
– Тебе когда-нибудь говорили, что ты сущее бедствие для мужского самолюбия?
