Юлия напустила на лицо беззаботную улыбку:
— Что же здесь удивительного? Ведь это был мой первый большой бал!
— И у вас было так мало кавалеров, что вы до сих пор помните, что сказал вам каждый из них, — добродушно поддел ее Матвей.
Рассмеявшись, Юлия шутливо погрозила ему пальцем.
— Следите за своими словами, сударь, — проговорила она притворно строгим голосом. — Иначе вы рискуете снова заслужить мою немилость.
— А, так мне все-таки удалось заслужить вашу милость? — торжествующе спросил Матвей. — Или, вернее, заслужить расположение вашей милости, — он иронично усмехнулся.
Юлия метнула на него сердитый взгляд.
— Я вижу, вам не терпится обесценить свои сегодняшние заслуги. Что ж, еще одна такая ухмылочка или неосторожное слово — и вы достигнете своей цели.
— В таком случае, пойдемте лучше танцевать, — сказал Матвей, обнимая ее за талию.
Юлия положила руку ему на плечо, и они закружились в неторопливом вальсе. Музыка, под которую они танцевали, казалась девушке невероятно прекрасной, и вскоре у нее возникло ощущение, будто она плывет по теплым морским волнам, нежась под ласковыми лучами закатного солнца. Шел третий час ночи, и половина общества уже разъехалась по домам, поэтому в зале было довольно просторно. Скользя со своим кавалером по блестящему паркету, Юлия то и дело ловила свое отражение в настенных зеркалах. Но теперь у нее не возникало при этом горького чувства, как было на том давнем балу. Она ощущала лишь тихую, спокойную радость, причину которой даже боялась себе объяснить.
«А Матвей?» — внезапно подумала она, с удивлением осознав, что с начала танца они еще не сказали друг другу ни слова. Набравшись смелости, Юлия осторожно заглянула ему в глаза. И тут же отвела взгляд, захлебнувшись в их бездонной нежности. «О Боже! — пронеслось в ее голове. — Неужели он влюблен?!»
— Перестаньте так смотреть на меня, — в смятении прошептала она. — Это… это просто неприлично!
Ласково рассмеявшись, Матвей легонько сжал ее руку, лежавшую в его твердой широкой ладони.
— А если бы мы сейчас были одни? — спросил он. — Вы бы не запретили мне так смотреть на вас?
— Конечно бы, запретила, — возмущенно ответила Юлия. — Порядочная девушка не должна позволять мужчине… подобные дерзости.
— Дерзости? — весело переспросил Матвей. — Вот уж не думал, что если мужчина смотрит на женщину с обожанием, то это означает, что он ведет себя дерзко.
— Но… но разве вам никогда не объясняли, что мужчина может смотреть с обожанием только на свою невесту или жену?
— Нет, — простодушно ответил Матвей. — А кто должен был мне это объяснить?
— Ну, например, гувернер… Ах, да вы меня дразните! — с досадой воскликнула Юлия. И так как в этот момент вальс закончился, капризно прибавила: — Немедленно отведите меня к родным. Я передумала и не собираюсь танцевать с вами второй танец.
Темные брови Матвея вопросительно изогнулись.
— Простите, но что значит «передумала»? Вы хотите сказать, что собирались подарить мне и следующий вальс?
Осознав, что совершила ужасную оплошность, Юлия залилась краской.
— Да, черт побери! Собиралась! Но теперь об этом не может быть и речи! — рассердилась она.
— А может, вы все-таки подарите мне этот танец? — лукаво прищурился Матвей. — Хотя бы… в благодарность за спасенную репутацию покорительницы мужских сердец?
Юлия попыталась состроить серьезное лицо, но не выдержала и улыбнулась.
— Хорошо, — сказала она, подавая ему руку, — вы меня усовестили. Кстати, а с чего вы взяли, что сейчас должен быть вальс? — в золотистых глазах Юлии внезапно заплясали коварные огоньки. — Судя по началу музыки, это какой-то… веселенький галоп.
— Веселенький галоп?! — с ужасом переспросил Матвей. — О Боже!
— Я так и знала, что это ваш любимый танец, — съехидничала Юлия. И, звонко рассмеявшись, потянула его на середину зала.
В этот вечер Юлия больше не танцевала с Матвеем, ибо все оставшиеся танцы были у нее расписаны. Однако их взгляды постоянно встречались, и тогда глаза у обоих начинали оживленно блестеть. К концу бала Матвей удовлетворенно констатировал, что лед в их отношениях с Юлией растаял. Но он также понимал, что это была еще не победа, а всего лишь небольшое выигранное сражение.
За следующие две недели Юлия посетила еще четыре бала, несколько небольших вечеринок и один пикник. И везде, где бы она ни появлялась, ее тотчас окружала толпа поклонников. Кавалеры слетались к очаровательной княжне Прозоровской, словно пчелы к прекрасному, яркому цветку. И никакие слухи о родовом проклятье, старательно распускаемые завистливыми кумушками, теперь были не в силах их отпугнуть. Холостые мужчины беспечно отмахивались от предостережений своих матушек и сестриц, а женатые со смехом отвечали, что уж им-то, в любом случае, ничего не грозит, так как претендовать на руку «прелестной Жюли» они, к сожалению, уже не могут. Одним словом, стена отчуждения, возведенная вокруг Юлии Прозоровской, благополучно рассыпалась. Вот только особенной радости от этого девушка не чувствовала. Вернее, чувствовала, но с каждым днем к этой радости все больше примешивалось смутное недовольство.
К концу второй недели после бала в дворянском собрании Юлия наконец поняла, откуда оно идет. Дело было в Матвее Елагине, точнее — в его изменившемся поведении. Если раньше Матвей постоянно чем-то досаждал ей, то теперь ничего подобного не происходило. Никаких ухмылок, язвительных замечаний или нелестных высказываний. Никаких попыток обольщения и двусмысленных взглядов. Проще говоря, перед Юлией было олицетворение тактичности, благородной сдержанности и хороших манер. Поначалу ей это нравилось, но очень скоро стало раздражать. Особенно «благородная сдержанность», которая, по мнению Юлии, иной раз была неуместна. Например, в тех случаях, когда кто-то опережал Матвея, приглашая ее на танец. Или когда они собирались прогуляться вдвоем, а кто-то из домашних бестактно навязывался им в компанию.
Юлию возмущало, что Матвей воспринимает такие вещи с философским спокойствием. Конечно, затевать скандал на балу не стоило, но он мог хотя бы попенять ей, что она не догадалась приберечь для него мазурку или его любимый вальс. Что же касается домашних, то их следовало хоть разок хорошенько одернуть, чтобы не мешали молодой паре общаться. Однако Матвей ничего такого не делал, а Юлия как воспитанная девушка, естественно, не могла высказать ему свои желания. «В чем дело? Почему он ведет себя, словно какой-то благовоспитанный осел? — с растущим беспокойством думала она. — Может, он вообще не хочет оставаться со мной наедине? Но почему, черт возьми, ведь он же влюблен в меня! Или… это вовсе никакая не любовь, а всего лишь дружеское расположение?»
