От облегчения ей показалось, будто она рухнула рядом с ним. У нее засосало под ложечкой, ослабли колени.
Тьюлип с пистолетом в руке стояла рядом, уставившись на мужчину, потерявшего сознание. Послышались торопливые шаги, и появились Блейз с мастифом.
– Он мертв? – спросила Тьюлип. – Надо вызвать полицейских?
Мужчина застонал. Блейз склонилась над ним.
– Вообще-то пьяные редко ранят сами себя.
– Как мы узнаем, что это маньяк? – спросила Рейвен.
– Забери у него нож, пока он не пришел в себя, – промолвила Тьюлип.
Блейз обследовала его наружные и внутренние карманы. Ничего. Пробежала руками вдоль его тела, обходя деликатные места.
– У джентльмена нет лезвия, – сказала, распрямляясь.
– Значит, это не маньяк, – заключила Тьюлип.
Рейвен с сильно бьющимся сердцем положила золотой соверен мужчине на грудь.
– А теперь давайте отправимся домой, – сказала она.
– Повернись кругом, дорогая.
Белл, стоявшая в приделе собора Святого Павла, послушно исполнила требование мачехи. Отец и пятеро ее незамужних сестер наблюдали за этой завершающей инспекцией герцогини.
Невеста была в подвенечном платье из атласа и шелка цвета слоновой кости, с укороченным лифом и глубоким декольте. Благодаря большим расклешенным рукавам из тонкого, как паутинка, шелка отпала необходимость в длинных перчатках. Свадебный наряд дополняли фата и такие же прозрачные чулки.
К немалому ужасу мачехи, Белл заявила, что ей не нравится изощренная высокая прическа, и настояла на распущенных волосах. И сейчас ее темные волосы ниспадали до талии, как у невест в древние века. Для полноты картины не хватало только кинжала у пояса. Но вместо кинжала в руке у нее был флердоранж.
Флердоранж – символ девственности. Правда, девственность она потеряла, еще когда жила с князем в коттедже. Оранжевые цветы считались также талисманом плодовитости. Но и в них не было необходимости, поскольку Белл уже зачала.
– Очень изящно. – Герцогиня Инверари обратила свой взгляд на волосы Белл. – Даже со старомодной прической.
Сестры Фламбо захихикали. Герцог улыбнулся жене.
– Это будет бракосочетание десятилетия, – промолвила герцогиня.
– Я думала, венчание Степана и Фэнси было событием десятилетия, – промолвила Белл.
Герцогиня улыбнулась:
– Разве не может быть двух венчаний десятилетия?
Сестры Фламбо опять захихикали. Герцог снова снисходительно улыбнулся супруге.
– Пойдемте, мои дорогие. – Герцогиня повела девушек прочь. – Все гости уже на месте, так что мы можем совершить наш грандиозный выход.
Герцогиня Инверари плавно скользила в проходе, кивая, подобно королеве, как друзьям, так и недругам. За ней цепочкой шли незамужние сестры Фламбо, как пять цыплят за наседкой.
– Роксанна любит быть в центре внимания. – В голосе герцога Инверари угадывалась скрываемая улыбка.
– Вы очень гармоничная пара, – сказала Белл.
– Я по-настоящему любил твою мать, – сказал герцог, – и женился бы на ней, если бы был свободен. Я хочу, чтобы ты это знала. Габриэль гордилась бы тобой.
– Спасибо, папа.
Герцог расцеловал Белл в обе щеки. Опустил на лицо фату и подал ей руку:
– Пойдем. Твой князь ждет. Ты готова?
– Да, папа.
Белл приняла руку отца, и они направились в центральный проход. В воздухе плыли звуки музыки. В соборе играли орган и две скрипки. Мерцающее пламя сотен горящих свечей отбрасывало на стены танцующие тени.
Герцог Инверари выступил вперед, ведя с собой дочь. Белл видела белые розы, их благоухание усиливалось с каждой минутой.
Потом она заметила Михаила. С его добрыми темными глазами, в торжественном одеянии, он был так красив, что дух захватывало. Но для нее гораздо важнее было его сердце, большое и щедрое. Ее князь улыбался ей.
Белл помолилась про себя, чтобы их любовь до конца дней оставалась такой же страстной и искренней, как в это мгновение. Всего пять шагов – и он станет ее мужем.
– Это моя новая мама! – услышала Белл. Восклицание Бесс вызвало всеобщее веселье. Князь улыбнулся дочери.
– Подожди, – шепнула Белл отцу.
Она прошла на другую сторону собора, где находились княжны Казановы. Пять девочек сидели на передней скамье.
– Хочешь подержать для меня эти цветы? – спросила Белл свою падчерицу, протягивая ей флердоранж.
Бесс кивнула и, сияя улыбкой, высоко подняла букет. Наблюдавшие это четыре других княжны завизжали от восторга. Их родственники и гости, сидевшие впереди, заулыбались. Остальные тянули шеи, чтобы увидеть, что происходит.
– Кто этот мужчина? – спросила княжна Лиля, показывая на герцога.
Притихшие малышки вышли вперед.
– Этот мужчина – мой папа, – ответила Белл.
– А это мой папа! – крикнула Бесс. – Привет, папа!
Гости еще больше развеселились.
Белл видела, как улыбающийся князь посылает дочери воздушный поцелуй. Она вернулась к герцогу, чтобы он проводил ее к жениху.
Прежде чем отец оставил ее, она коснулась рукой его щеки.
– Я люблю тебя, папа. – Не дожидаясь его ответа, Белл повернулась к Михаилу.
– Теперь ты выйдешь за меня замуж? – спросил он.
– Да, ваша светлость.
Они подошли к епископу. Для такого знаменательного события церемония оказалась на редкость короткой.
Когда священник объявил их мужем и женой, Михаил, подняв фату, поцеловал Белл в одну щеку, потом в другую и, наконец, в губы.
– Ой! – Княжны Казановы снова взвизгнули.
Часом позже новобрачные ступили в бальный зал Инверари-Хауса принимать гостей. По одну сторону от молодоженов стояли герцог с герцогиней, по другую – князь Рудольф с княгиней Самантой.
В одной половине зала был установлен главный стол, а напротив, в другом конце, играли скрипачи. Между главным столом и музыкантами размещались небольшие столики. Развешанные гирлянды незабудок услаждали глаз. Воздух был напоен ароматом сотни роз – белых, красных и желтых.
Белл недовольно посмотрела на вазы, стоявшие в центре каждого стола. Сколько загубленных цветов! Сотни растений пострадали ради украшения, которого никто не заметит.
– Если ты не улыбнешься, – прошептал Михаил, – наши гости не поверят, что ты счастлива.
– Я-то счастлива, но… – Белл жестом обвела комнату. – Эти цветы обезглавлены без всякой надобности.
Михаил поднес к губам ее руку:
– Ты у меня оригинал, женушка моя.
– Ну почему никто не оплакивает смерть цветка? – сказала Белл. – Растения создал Бог, он любит их так же, как любит нас.
– Ответь мне, любимая, – сказал Михаил, пряча улыбку, – те оранжевые цветы были настоящие или искусственные?
