Перед тем, как лечь спать, Корделия дважды бралась за перо, чтобы написать Стивену, и дважды откладывала. Ей было необходимо поделиться с ним своими сомнениями. Она испытывала острую потребность в его любви. Чтобы он ободрил ее и заглушил угрызения совести.
За ночь нервное возбуждение схлынуло, и утром Корделия в третий раз взяла в руки перо.
"Миссис Фергюсон благодарит мистера Кроссли за любезное приглашение посетить в среду "Варьете" и готова встретиться с ним в Таун-Холле в семь часов вечера."
В среду она пораньше отправилась в красильни и провела там все утро, а за обедом предупредила дядю Прайди и тетю Тиш, что обещала вечером навестить родных, так что пусть они ее не дожидаются. Тетя Тиш заметила, что это не очень-то удобно – разъезжать по ночным улицам, даже в собственном экипаже.
Перед тем, как переодеться, Корделия снова сходила на чердак и, взяв дневник, спрятала его в сумочку. Она посоветуется со Стивеном.
Вечер был теплый, но довольно-таки ветреный. Взятый ею кэб тащился, как черепаха, но Корделия не спешила. Она с интересом разглядывала встречные экипажи и колеблющиеся на ветру газовые фонари. В конце Кинг-стрит она попросила остановиться. Здесь было не такое интенсивное движение. Ученая собака переводила через дорогу слепого старика в шелковой шляпе и живописных лохмотьях. В отдалении играла шарманка.
Завидев "викторию" Стивена, она вышла из кэба и подождала, пока он подъедет ближе и спрыгнет на мостовую.
– Делия! Что случилось?
Она протянула ему руку.
– Ты не хотел видеть меня сегодня?
– Как не хотел! – он заплатил ее кэбмену. – А где старик Фергюсон?
– Отлучился на пару дней.
– Милая! – они переходили через дорогу, но он все равно продолжал говорить. – Давай немного пройдемся пешком, здесь каких-то несколько ярдов. Еще успеем перекусить. – Он взял ее руку в свою. – Из твоей записки я ничего не понял. Целый день места себе не находил.
– Я решила для разнообразия придать ей официальный вид.
– Чудовищно! У тебя нет сердца!
– Есть, – возразила она. – Иначе я не была бы здесь.
Стивен вгляделся в нее.
– Ты какая-то другая. Подними вуаль и дай мне заглянуть в твои глаза.
– Ты удивлен, что я явилась без приглашения? Расстроила твои планы? Пришлось отделаться от какой-нибудь другой дамы?
Он вскинул голову и захохотал.
– Ну, знаешь, я понятия не имею в чем дело, но ты нравишься мне такая!
Они подошли к театру. Люди толпились у парадного входа. Под ногами у них вертелась мелюзга в лохмотьях, горластая и полуголодная.
Вечером, в блеске огней, здание театра показалось ей более нарядным и торжественным. Над входом струили свет два громадных декоративных фонаря – заливая подъезжающих зрителей ярко-оранжевым светом, заранее настраивая их на праздничный лад. Из открытых дверей также лились потоки света. Корделия была ослеплена. Несколько щеголей – высоких, с одинаковыми усиками и в белых перчатках – так и уставились на нее, когда Стивен пропускал ее вперед. Хорошо, что ее лицо под вуалью нельзя разглядеть. Откуда-то сбоку доносилось: "Леди и джентльмены, покупайте билеты! Шесть пенсов за место в зале и девять – на балконе, с комфортом. Вход только по билетам!"
Они поднялись по лестнице, мимо светящихся изнутри хрустальных колонн. Время от времени взгляд Корделии выхватывал в толпе женщин, и даже вполне прилично одетых. Наверху служитель в униформе со множеством позолоченных пуговиц в знак приветствия приложил два пальца ко лбу и с любопытством взглянул на Корделию. Стивен провел ее мимо стойки, за которой выпивали несколько посетителей, и далее - в свой личный кабинет. Здесь их встретил еще один служитель – мальчик лет тринадцати или четырнадцати.
– Морис, скажи, чтобы нам принесли ужин прямо сюда. И чтобы больше не беспокоили. Понял? Меня ни для кого нет.
– Да, сэр.
Из кабинета они вышли в маленькую гостиную с небольшим столиком на двоих. Стивен закрыл дверь.
– Это так чудесно, что я не верю своим глазам. Расскажи мне, как это получилось. Времени достаточно. Я распорядился не начинать представление без моего сигнала.
Корделия огляделась.
– Надо же, какая ты важная персона. Иметь право отложить представление…
– Это ты – важная персона. Позволь мне… – он потянулся к вуали.
Корделия сама подняла ее, и он впился жадным взглядом в ее лицо.
– Ты постоянно меняешься. Я даже не начал по-настоящему узнавать тебя. – Он коснулся ее щеки. – Господи, мне всякий раз приходится знакомиться с тобою заново!
Они поужинали – смеясь и болтая. Корделия пребывала все в том же приподнятом настроении, словно все напасти канули в Лету.
Стивен и сам оттаял рядом с ней. После ужина он провел ее по узкому проходу в ближайшую к сцене ложу, отгороженную от нее ажурной решеткой. Здесь были позолоченные кресла и тяжелые бархатные портьеры.
– Когда-то дамам не разрешалось посещать мюзик-холлы, поэтому для знатных особ придумали такие ложи, чтобы они могли любоваться зрелищем, не рискуя быть узнанными.
Корделия глянула вниз. Только что начался первый номер. Актер, одетый как рабочий, с глиняной трубкой во рту и шляпе без полей, исполнил шуточную песенку. Но Корделию больше интересовал сам театр. Перед сценой, параллельно ей, стоял длинный стол – за ним сидела и курила веселая мужская компания. Остальные столики были разбросаны по всему залу, как в школьной столовой; все места были заняты. Девять десятых аудитории составляли мужчины. Над дальним концом зала навис балкон, где также стояли столы и стулья. На заднем фоне виднелся бар.
Корделия делила внимание между сценой и своим кавалером, а он с нее глаз не сводил, отмечая ее реакцию на каждый номер, испытывая волнение от ее близости – он мог в любое мгновение заключить ее в объятия. Она то и дело с улыбкой поворачивалась к нему; их лица почти соприкасались. Они разговаривали шепотом: Корделия задавала вопросы либо делала замечания, а Стивен отвечал ей.
После каждого номера из-за ближайшего к сцене столика вставал импозантный мужчина с военной выправкой и восковыми усами и начинал хлопать, а зрители охотно следовали его примеру. Когда же аплодисменты стихали и вновь поднимался занавес, он зычным, хорошо поставленным голосом объявлял следующий номер.
По голубому потолку были рассыпаны золотые, неизвестные науке созвездия. Арку над авансценой украшали белые гипсовые завитушки и золотые и синие цветы. Над полукругом сцены виднелись розовые бутоны из ситца. Корделия догадывалась, что сказал бы по этому поводу мистер Фергюсон, но ее впечатление не пострадало.
