Рейф вынужден был ответить. «Полный разрыв, и тогда он смирится с тем, что они расстались», — твердил он себе. Прошлой ночью он остался наедине в своей спальне и страдал от перепалки, произошедшей между ними в танцевальном зале. Тогда ему казалось, что разрыв возможен, даже разумен. Теперь он уже не был столь уверен в этом. Столь ужасное… сможет ли он сделать такое признание? Он должен был сказать ей все, чтобы она могла спокойно уйти. Но не погибнет ли он от страданий, которые навлечет на себя?
— Рейф, Рейф, что произошло с малышом? С тем ребенком?
Рейф собрался с духом. Либо теперь, либо никогда. Больше нельзя предаваться сожалениям. Он резко вздохнул.
— Я убил его.
У Генриетты отвисла челюсть. Видно, она ослышалась. Точно ослышалась.
— Ты убил его? — спросила Генриетта шепотом.
— И Джулию тоже. В ее смерти я тоже виновен.
— Нет, этого не может быть. Нет, Рейф, ты не мог так поступить. Я тебе не верю. Ты не убийца.
— Я почти убийца.
Генриетте показалось, что под ее ногами закачался пол. В ушах шумело. Рейф продолжал говорить, но казалось, он где-то очень далеко, за стеклянной оградой. Генриетта видела, как шевелятся его губы, но не смогла разобрать ни слова.
— Постой. Остановись. Я не могу… прости, я не могла… — Генриетта поднесла руку ко лбу и несколько раз глубоко вздохнула. Все это важно. Крайне важно. Так важно, что ей нельзя поддаваться надвигавшемуся обмороку.
Рейф с тревогой смотрел на нее.
— Что с тобой? Принести воды?
Генриетта отмахнулась от его предложения:
— Со мной все в порядке. Прошу тебя, расскажи мне все.
Рейф тяжело опустился на стул у стола, на котором лежали стопки обтянутых кожей книг, и взял перо.
— Помнишь… я говорил тебе, что Джулия и я возобновили супружеские отношения, после того как расстались?
Генриетта кивнула:
— Ты говорил, что сделал это ради наследника.
— Возобновление супружеских отношений было ошибкой с начала до конца. Я точно знал, что не любил и никогда не буду любить ее. Но чувство долга так сильно укоренилось, что перешло в привычку, я серьезно не подумал о том, к чему приведет рождение ребенка. Похоже, Джулия тоже этого не понимала. Когда она сообщила, что забеременела…
Кончик пера согнулся, когда Рейф воткнул его в промокательную бумагу.
— Это была моя ошибка. Мне не следовало брать ее назад. Джулия была… она была… понимаешь, она все знала. Думаю, я лег с ней в постель лишь из чувства долга. Нет, это несправедливо. Я не стал притворяться, и она… Наверное, она не виновата, она испытывала столь же неприятные чувства. Извини, если я говорю не совсем внятно.
— Рейф, ты говоришь понятно. Тебе трудно, ибо это причиняет страшную боль. Если бы ты был более… — Генриетта осеклась и пожала плечами, — тогда ты не переживал бы все столь болезненно. Я знаю, сколь тебе тяжело. Я действительно это понимаю, можешь не сомневаться. Я слушаю. Ты не торопись.
Лицо Рейфа исказила гримаса.
— Раньше я тебе ничего не говорил, но мне хотелось, чтобы ты… Как бы то ни было, Джулия в действительности не простила мне разрыв с ней, считала, что я не простил ей прежние измены. Дело в том, что мне было все равно, что еще хуже или обиднее. В то время я просто не думал об этом. Я воспользовался ею, чтобы получить то, что мне нужно, а она использовала меня. Вот это и привело к катастрофе. Мы оба понимали. Думаю, мы признали это слишком поздно. Джулия забеременела.
Рейф резко вздохнул и заставил себя продолжить рассказ. Генриетта сидела напротив него неподвижно, ее лицо побледнело как мел. На этот раз Рейф не имел понятия, о чем она думает.
— Я никогда не забуду ночь, когда Джулия сказала мне об этом. Я понял, что ее ребенок мне не нужен. — Рейф обхватил голову руками. — Я вел себя так глупо. Я думал о наследнике, но не думал о том, чтобы завести ребенка.
— Рейф, ты сегодня так нежно обращался с малышами в детской палате… у тебя было такое выражение лица, когда ты держал их, ты был так взволнован. Я подумала… и Роза тоже… каким прекрасным отцом ты мог бы стать.
Рейф решительно затряс головой:
— Ты ошибаешься. Я не заслуживаю столь драгоценного подарка. У меня была такая возможность, но я уничтожил ее. Я не заслуживаю другой такой. Тогда я не понимал, какое это счастье. Я лишь думал о том, что из нас с Джулией родителей не получится. Я боялся, что не смогу любить этого ребенка, потому что его родила она. К тому времени я понял то, о чем не догадался раньше, — ребенок свяжет нас. А я не хотел привязываться к ней.
— О, Рейф, жаль, что ты… Как ты не понимаешь, ведь в твоих чувствах нет ничего необычного. Конечно, ты боялся. Большинство начинающих родителей боятся, но после того, как родится малыш…
— Он не родился. Я уже говорил, что убил его.
— А я говорю, что не могу поверить, будто ты способен пойти на столь ужасное преступление.
— Но я совершил его. Джулия всегда была неуравновешенна. Беременность привела к тому, что ее настроение стало заметно колебаться. Она терпеть не могла страданий, которые ребенок причинял ей. Как и я, она не желала его. Но выражала свое нежелание более громогласно. Я подумал, что это лишь прежняя Джулия, которая пытается манипулировать мною, а насмешки и мелкие придирки всего лишь старая игра. Я не хотел обращать на нее внимания и с головой погрузился в свои заботы, не заметив, что Джулия волнуется не зря. Пока внутри ее рос наш ребенок, она становилась все враждебнее. Враждебнее ко мне. К ребенку. Грозилась избавиться от него… надо было просить миссис Питерс следить за ней.
— Боже мой, Рейф, я с трудом могу поверить…
— Не надо. Не говори ничего. Позволь мне досказать. — Рейф невидящим взором уставился на промокательную бумагу, он оказался во власти кошмара из прошлого. — Это случилось в Вудфилд-Манор.
Мы остались одни, если не считать нескольких слуг. Джулия не хотела, чтобы кто-либо видел ее, как она выразилась, в столь обрюзгшем состоянии. Мы находились на втором этаже, откуда была видна детская комната. С Джулией случилась очередная истерика. «Надеюсь, у меня будет девочка, — говорила она. — Скорее это будет чудовище, вышедшее из твоих чресл». Она билась в истерике, пока совсем не разбушевалась. Я ее никогда такой не видел и все же не понимал…
Рейф отодвинул стул и подошел к небольшому окну. Повернувшись к Генриетте спиной, он заговорил быстрее, слова отрывисто срывались с его уст:
— Джулия говорила, что жалеет о том, что еще не умерла, что не вынесет мук, связанных с рождением ребенка, наложит на себя руки. Скорее убьет себя, чем станет мучиться. Она все время грозилась покончить с собой. Я думал, это несерьезно. Джулия подошла к окну. Перед моими глазами все еще стоит эта сцена. Казалось, все произошло так медленно, хотя и закончилось за считаные мгновения. Она прыгнула. Так быстро, не сказав ни слова, не издав ни звука, пока падала… казалось, что ее и вовсе не было в комнате. Я не шелохнулся. До тех пор, пока снизу не донесся крик. Джулию нашел муж Молли Питерс.
