— Я дал бы тебе все! Респектабельную жизнь, мое имя, мою любовь. — Он разгорячился, в его голосе зазвучали безумные нотки.
— Любовь? — повторила Анна.
Она встала и пошла к нему, невзирая на волну отвращения, что в ней поднималась, когда она смотрела ему в лицо. Он вел себя как жестокий испорченный ребенок, которому не дали желаемую игрушку. Своей ложью и тайными интригами он пытался уничтожить ее отца, а с ним и ее саму.
— Любовь никогда бы не привела меня сюда, — сказала она. — Ты хотел обладать мной или, во всяком случае, той женщиной, которой ты меня считал. Ты меня даже не знал. Я отказала тебе и оказалась арестована за измену.
Она остановилась в каких-то дюймах от него и посмотрела ему в лицо:
— Генри Эннис, если из-за твоей мести я сложу голову на эшафоте, я прокляну твое имя на веки вечные. И уйду в вечность, унося с собой любовь к Роберту Олдену. И ты ничего не сможешь с этим поделать. Он в тысячу раз больше мужчина, чем ты.
Она повернулась, собираясь уйти, но Генри внезапно схватил ее и, едва не вывернув руку, дернул обратно к себе. Его хватка была стальной, и Анна вскрикнула от боли.
— Я любил тебя — я поклонялся тебе, как богине! — закричал Генри, выплескивая многолетнее разочарование. — А ты вывалялась в грязи, стала очередной шлюхой Олдена.
— Отпусти меня! — потребовала Анна. В ней мгновенно поднялся страх, она вспомнила о кулаках мужа.
Люди Уолсингема поднялись, стражники схватились за шпаги, но ослепленный яростью Генри оказался проворнее. Он обхватил Анну за талию, прижимая спиной к себе, потом схватил со стола нож для писем и приставил этот маленький, но смертоносный предмет к ее шее, где бился пульс.
Анна почувствовала боль укола, по шее потекла теплая струйка крови, а Генри закричал:
— Всем назад, или я лишу палача его жертвы!
Деревянные панели с треском раскрылись, и оттуда вынырнул Роб с кинжалом в руке.
— Эннис, немедленно отпусти ее! — грубо рявкнул он. — Ты же мне хочешь отомстить, не ей.
Генри засмеялся безумным смехом:
— Ты и здесь с ней. Ты устроил против меня заговор.
— Ты сам загнал себя в ловушку, — сказал Роб. — И нет необходимости кому-то еще причинять вред. Анна никогда не хотела делать тебе больно.
— Но она сделала. И совершенно намеренно. — Голос Генри внезапно стал очень спокоен. — Как и ты, Олден.
Генри нежно поцеловал Анну в щеку — и всадил в бок кинжал.
Он выпустил ее из рук, и Анна скользнула на пол. На мгновение она испытала жгучую боль, прошившую ее до самых ступней — ни вдохнуть, ни выдохнуть. Но потом боль растворилась, и на ее место пришло ледяное оцепенение.
Анна лежала на боку на каменных плитах, едва осознавая, что комнату заполонила толпа, слышны крики и звон клинков. Она чувствовала ледяной холод, все вокруг отдалилось, словно ее накрыло непроницаемым облаком.
Она заставила себя приподняться на локте и хотела позвать Роба. Но смогла только сдавленно выдохнуть, увидев, что он сцепился в схватке с Генри Эннисом.
Сквозь странную искрящуюся дымку она наблюдала, как Роб всадил Генри в плечо кинжал, тот упал и вокруг сразу столпились стражники. Он выполнил свою угрозу. Анна позволила себе расслабиться, и ее сразу окружила темнота. Она боролась изо всех своих угасающих сил, но тьма все равно сгущалась.
— Анна, — произнес Роб, и она услышала в его голосе гнев и ужас — смертельный ужас.
Роб боится? Как это может быть? Должно быть, ее состояние хуже, чем показалось.
Анна ощутила, как руки Роба обвивают ее тело и поднимают. Она попыталась ухватиться за него, почерпнуть его силы, но руки не слушались.
— Роберт, — прошептала она.
— Молчи, — сказал он в ответ. — И отдыхай. Теперь ты в безопасности. Я с тобой.
Анна кивнула, больше не в силах сдерживать темноту. Она закрыла глаза, и тьма накрыла ее непроницаемым ледяным одеялом.
Роб протирал руки и плечи Анны влажной, прохладной тканью и мурлыкал под нос какую-то мелодию. Она не очнулась, только что-то пробормотала и нахмурилась во сне. Ее голова металась по подушке.
Затем он взял другую тряпицу, смочил прохладной лавандовой водой и положил ей на лоб. Она по-прежнему горела в лихорадке, ее тело сражалось с инфекцией. Вот уже два дня она лежала в доме Уолсингема и металась от беспокойных снов. Иногда что-то бессвязно вскрикивала или слабо сжимала руку Роба.
Он убрал с ее лица спутанные волосы и легонько поцеловал в лоб.
— Анна, — прошептал он. — Моя прекрасная Анна, пожалуйста, не оставляй меня, я тебя умоляю. Я не смогу без тебя жить. Анна, пожалуйста.
Он никогда в жизни никого ни о чем не молил, но, если это могло вернуть ее к жизни, готов был умолять вернуться. Он сделает что угодно, лишь бы ее спасти. Это осознание, вкупе с первобытным страхом и злостью при мысли, что он может ее потерять, поразило его, как удар молнии. Ему, человеку, никогда ни в ком не нуждавшемуся и ведущему свои битвы в одиночестве, Анна была жизненно необходима.
Он любил ее. Теперь он не мог отрицать это всепоглощающее чувство, но ее доброта и красота отдалялись все сильнее и сильнее. Без нее мир вновь станет жестоким и холодным.
— Анна, пожалуйста, борись! — отчаянно взмолился он. — Останься со мной. Позволь доказать, что я могу стать человеком достойным тебя. Можешь со мной бороться, презирать. Только не уходи.
Она отвернулась и что-то бессвязно зашептала. Роб сжал ее руку, потянул назад. Поцеловал ее ладонь и прижал к своей щеке. Под тонкой бледной кожей отчетливо бился пульс. Она жива. У нее еще есть шанс.
— Просто держись за меня, — попросил он. — Я не позволю тебе уйти.
Анна затихла, словно услышала его. Нахмуренный лоб разгладился, рука расслабилась.
— Вот и правильно, — проговорил он. — Сон поможет тебе снова восстановить силы.
И когда она их обретет, он отпустит ее, как должен был сделать уже давно. Он причинил ей боль и не вынесет, если это повторится. Он подвел ее, как подвел Мэри.
Дверь спальни открылась, и Роберт оглянулся, думая, что это кто-то из горничных. Или доктор, которого ему уже приходилось однажды отсюда вышвыривать. Но на пороге стояла леди Эссекс с подносом в руках.
— Миссис Баррет лучше? — спросила она.
— Кажется, она заснула, — устало ответил Роб и потер занемевшую шею.
— Это хорошо. Моя мать говорит, что без отдыха лихорадку не победить. Она прислала миссис Баррет травяной настой собственного приготовления. И больше бальзама для раны. — Леди Эссекс поставила поднос на прикроватный столик. Унизанные драгоценностями руки быстро вмешали в вино душистый настой. Она двигалась живо и ловко, но Роб видел, что ее бледное лицо прорезали морщинки усталости и печали.
