Спустившись к завтраку, она увидела только один прибор. Лена, принесшая кофе, пояснила:
– Синьор уже ушел на работу, но зайдет за вами чуть позже. Он подумал, вы захотите подольше отдохнуть после путешествия.
– О, у меня было больше чем достаточно отдыха в течение последних недель беременности, – ответила Жюльетт, разворачивая льняную салфетку и кладя ее на колени. – Теперь я собираюсь наилучшим образом воспользоваться временем, которым располагаю. Конечно, насколько мне позволит маленький Мишель.
Жюльетт выкупала и накормила малыша, снова уложила его в кроватку и начала исследование дома. Наверху она отыскала коробки и ящики, но с распаковкой решила подождать до следующего дня. Еще не было десяти, когда Жюльетт, одетая для прогулки, попросила Лену присмотреть за Мишелем, а сама направилась в Палаццо Орфей, где надеялась встретить Марко.
На площади она остановилась у похожего на гриб колодца и долго рассматривала величественное здание дворца, блуждая взглядом по витым перилам балконов, поддерживаемых гордо восседающими на постаментах каменными львами. Над великолепной входной дверью находился герб могущественного семейства Пезаро, много столетий назад построившего этот дворец. В одном из зданий, расположенных на противоположной части площади, кто-то играл на фортепиано, музыка легко порхала над площадью, сливаясь с атмосферой чисто венецианского изящества. В лучах утреннего солнца Жюльетт заметила то, что ускользнуло от ее взгляда ночью: окна дворца были составлены из кусочков средневекового стекла, отливавшего в солнечном свете голубизной, золотом и серебром. Жюльетт, захваченная красотой Палаццо, не сразу заметила двух модно одетых дам, которые подошли к крыльцу и позвонили.
Им открыла очаровательная женщина с чертами римской патрицианки, великолепными темными глазами и густыми каштановыми волосами, причесанными в греческом стиле. На ней была зеленая бархатная юбка, жакет средней длины с вышитым арабским узором, рукава жакета напоминали крылья свободно парящей птицы, что сразу указывало на создателя модели: несомненно, жакет вышел из мастерских Фортуни. Приветствуя вошедших, женщина назвала их по именам, но достаточно официально, и Жюльетт сделала вывод, что дамы – клиентки.
Впустив клиенток и собираясь закрыть дверь, женщина заметила Жюльетт, на мгновение задержалась, потом сделала шаг вперед и улыбнулась:
– Вы, должно быть, жена Марко. А я – Генриетта Негрен.
Жюльетт приблизилась к ней с радостной улыбкой.
– Да, вы правы. Но как вы догадались? Полагаю, Марко сказал, что у меня рыжие волосы.
– О нет, он описал, что у вас волосы, как у женщин с картин Тициана. Но заходите же. А где Марко?
– Он собирался привести меня сюда немного позже, но мне так хотелось увидеть Палаццо при свете дня, – ответила Жюльетт, когда Генриетта провела ее в здание.
– Это дает мне приятную возможность самой показать вам Палаццо. Очень рада узнать, что моей соседкой теперь является парижанка, как и я, притом, столь очаровательная. Думаю, мы откроем друг в друге много общего. Марко часто говорил о вас. Сейчас мы находимся в магазине, но вряд ли вы видели что-нибудь подобное.
Жюльетт поразило все, что окружало ее в эту минуту. Ткани выставленных моделей Фортуни, украшенные самыми экзотическими узорами и орнаментами, притягивали переливами роскошных расцветок эпохи Ренессанса: сапфирового, рубинового и изумрудного, с тончайшими оттенками золотого, серебристого, медного или бронзового. Каждый дюйм стен под немыслимо высокими потолками был покрыт многоцветными тканями, либо под стеклом, либо во всю длину открытыми пристальному взгляду покупателя. Жюльетт шла среди неподвижного океана тканей, замечая, что даже шторы, свисавшие с тонких перекладин, одновременно служили для разделения зала на отсеки и были тканями, выставленными на продажу.
– Никогда в жизни не видела такого количества восхитительных шелков и бархата! – воскликнула Жюльетт.
– Ну, конечно же, нет. Все они уникальны, ведь Мариано долгое время исследовал технологии древних венецианских ткачей, и теперь мы пользуемся теми же растительными красителями, что и они, для создания божественных цветовых сочетаний.
– Какой удивительный успех! – Жюльетт прикоснулась к алой с золотым ткани и подумала, что в одеждах из нее мог ходить какой-нибудь из первых дожей.
– Марко рассказывал о ваших удивительных способностях модельера, – сказала Генриетта, – поэтому я хорошо понимаю ваш интерес к подобным тканям. Ведь, – добавила она с лукавым блеском в глазах, – вернувшись из Лиона, он почти ни о чем другом и не говорил.
Генриетта повела Жюльетт за первую из занавесей, на которой был выткан хитроумный стилизованный персидский узор. За ней взору открылись новые восхитительные образцы творчества Фортуни: множество платьев и туник в дельфийском стиле, надетых на манекены. Это поразило Жюльетт, так как ни одно ателье haute couture не выставляло свою продукцию подобным образом. Из других выставленных на продажу товаров, были подушечки, расшитые в стиле Фортуни, шелковые кносские шали и шарфы, ослепительной красоты вечерние платья.
– Я никогда не видела подобных магазинов, – заметила Жюльетт, оглядываясь по сторонам.
Среди пышных драпировок были расставлены длинные античные столы, служившие прилавками, за которыми находились продавцы. Юные итальянцы в костюмах из черного бархата с длинными галстуками, и итальянки, тоже в платьях из черного бархата с широкими кружевными воротниками. Жюльетт видела во всем удивительный вкус тех исторических эпох, которые жили в тканях, одежде и людях.
– Buon giorno,[19] – отвечала она на приветствия и поклоны молодых людей. В магазине было всего три покупателя: Генриетта объяснила, что клиенты будут приходить, как только туристы и просто приезжие прослышат о Палаццо Орфей.
– На ткани и другую продукцию Фортуни всегда есть спрос. Дамы с хорошим вкусом давно обратили внимание на его модели, но большинство носит их только дома. Некоторые актрисы, правда, уже появлялись в них на сцене. Кроме вас в Париже и меня здесь, первыми оделись в творения Фортуни американки и не побоялись появиться в обществе. Но до сих пор они опасаются носить вечерние платья и мантильи.
– Я горжусь, что наравне с вами оказалась первой, кто надел платье без нижней юбки и корсета, хотя только однажды появилась в нем без шифоновой накидки, и это сразу же вызвало громкий скандал. Сестра заявила, что я появилась на публике в дезабилье!
Генриетта рассмеялась.
– Но, слава Богу, вкусы, кажется, меняются. Мариано создал стиль вне времени, он не подвластен диктату моды. Думаю, что вы это тоже поняли с самого начала.
