тут же трепетало, будто стайка мотыльков била нежными крылышками. Больше не существовало страха, не существовало разума. Не существовало ничего, кроме этого единственного человека. Хотелось целовать его губы, касаться покалеченного лица, ловить его дыхание.
Амели даже не поняла, когда он успел ловко расшнуровать корсаж и тугой корсет, но это больше не имело значения. Она лежала на жесткой тюремной кровати, с наслаждением ощущая на себе вес чужого тела, чувствуя, как крепкие теплые ладони шарят под тонким муслином. Она стащила с плеч Нила кафтан, выпростала сорочку и тоже запустила руки, с жадностью касаясь, подаваясь навстречу. Чувствуя, будто в ладонях образуются разряды, точно крошечные колкие молнии. Ощущения обострились, усилились стократно. Даже легкое прикосновение к ее коже отзывалось в теле фантастическими вибрациями. Оно пело, заливалось птичьими трелями, гудело музыкой ветра. И все это казалось таким естественным, таким настоящим. Будто именно так все и должно быть. Только так. Когда не оставалось ничего недозволенного или неуместного.
Нил стащил сорочку, швырнул прямо на пол. Его губы сомкнулись на самом кончике груди, заставляя Амели выгнуться на судорожном вдохе. Еще и еще. Она чувствовала себя мягким воском, податливой глиной, из которой талантливый скульптор создавал идеальную женщину. Настоящую. Естественную. Свободную. Хотя бы в эти мгновения, принадлежащие только им. Перед глазами плыло, расходилось золотистым маревом, будто в свете свечей. Когда он вошел в нее, перехватило дыхание. Внутри томительно ныло, малейшее движение расходилось по телу волнами, будто прибой накатывал на берег, принося небывалое, невиданное наслаждение. Амели изо всех сил притягивала Нила к себе, выбивалась из сил, чувствовала его напряженную взмокшую спину. Обхватывала ногами, стараясь быть как можно ближе, получить всего, без остатка. Когда наслаждение стало невыносимым, безудержным, полилось через край, Амели закрыла глаза и уже не сдерживала протяжных стонов, которые смешивались с шумным дыханием Нила, его шипением сквозь стиснутые зубы.
Наконец, все кончилось, и лишь гудело отголосками ощущений в уставшем мокром теле. Амели недвижимо лежала с закрытыми глазами, не в силах разжать объятия, слушая, как бешено колотится чужое сердце. Нашарила губы и лениво целовала, наслаждаясь их податливостью, нежным ответом. Запустила руки в длинные волосы, ощущая, как они струятся между пальцев. Как гладкий дорогой шелк.
Знакомое ощущение.
Амели открыла глаза и ошалело смотрела перед собой, чувствуя, как ее захлестывает панический ужас, перемешанный с ядом самого невероятного и подлого обмана.
Амели порывисто села, прикрываясь руками, смотрела в скульптурное лицо своего мужа и не верила глазам:
— Вы?
Феррандо поднялся, завязал тесемки панталон:
— Что вполне естественно, сударыня. Уж, если я ваш супруг.
— Где… Нил?
— Перед вами.
Амели подалась вперед, только сейчас осознав, что они находятся в лаборатории. На полу светилась уже знакомая цветная паутина. Под стеклянным колпаком на консоли искрилось карминовое содержимое маленькой склянки. Феррандо снял колпак, подцепил крохотный флакон двумя пальцами и покручивал перед глазами. На его отрешенном лице играли алые блики, а взгляд был полон восторга. Он не видел ничего, кроме этого маленького предмета.
Хотелось разнести эту комнату собственноручно, чтобы камня на камне не осталось. Расколотить склянку, швырнуть на пол и придавить каблуком, топтать до мелкого стеклянного крошева.
Амели покачала головой:
— Ложь! Что ты с ним сделал? Говори! Где Нил?
— О… — в лице Феррандо мелькнула желчь, — какая экспрессия. Значит, я не ошибся. Очень приятно, когда ты не ошибаешься.
Он оторвался от своей склянки, убрал ее в шкаф и запер дверцы.
Амели нагнулась, подхватила с пола сорочку и накинула на себя. Подскочила босая:
— Что ты с ним сделал? — От отчаяния она стукнула кулаком в жесткую грудь Феррандо: — Говори! Говори же!
Тот схватил ее за запястье, с легкостью отвел слабую руку:
— Сударыня, это почти пошло.
Амели не отставала:
— Где он? Что с ним?
Кажется, мужа это начало утомлять. Он вздохнул, провел раскрытой ладонью перед своим лицом. Теперь на Амели смотрел Нил:
— И снова никакой веры?
Невыносимо было видеть, как с губ Нила срывается чистый чарующий голос Феррандо. Он уничтожал его. Но теперь все было иным. Взгляд, ухмылка, движение губ. Это был совсем не тот Нил, которого она знала. А может, она просто не хотела видеть очевидное, с готовностью поверила в иллюзию, потому что желала этого. Амели попятилась, нервно качая головой — она отказывалась принимать. Так станет совсем невыносимо. Такой обман еще бездушнее.
Она опустила голову и снова пробормотала едва слышно:
— Где Нил?
Она уже знала ответ, и из глаз покатились жгучие слезы. Подло. Как же подло!
Нила никогда не существовало. Только теперь она смекнула, что никогда не видела их рядом, одновременно. Феррандо и Нила. Впрочем, как не видела и тетку Соремонду… Амели прикрыла рот ладонью:
— Тетка Соремонда… тоже ты?
Феррандо рассмеялся:
— Создатель с тобой! Соремонда — моя родная тетка. Реальнее тебя и меня.
Амели вновь опустила голову. Как, должно быть, тетка потешалась над ней, рассказывая свои побасенки, подначивая. Ведь это бесчеловечно… Никогда не было ни малейшего шанса, ни крупицы правды. Ладони покалывало, сознание лихорадило. Если даже теплая добрая тетка Соремонда всегда была с ним заодно… Разве это можно принять?
Амели вновь посмотрела в его лицо:
— Тогда, кто рисовал?
Феррандо молчал какое-то время, наконец, брезгливо скривился:
— Не все ли равно? Всего лишь глупые рисунки.
Действительно, теперь не все ли равно? Может, и не было никаких рисунков, а был лишь морок, колдовство. Отчего не наколдовать рисунок?
Что ж, поделом. Но внутри клокотала такая злоба. Кипучая, едкая, как кислота. Амели вскинула руку, обрушивая на гладкую щеку. Еще и еще. До тех пор, пока не зажгло ладонь. До тех пор, пока вся обида не вылилась физическим усилием.
А он терпел. Будто сам превратился в статую, которую можно было колотить до вечера. Но что могла Амели своими тонкими слабыми руками? Ее удар — все равно что прилетевший с порывом ветра древесный лист. Она с какой-то мальчишеской яростью толкнула Феррандо в грудь:
— Ты получил, что хотел?
Он кивнул:
— Вполне.
— В таком случае, я ухожу отсюда. Меня не удержишь ни ты, ни твое колдовство! Слышишь? Не удержишь!
Но слова не вызвали возмущения. Феррандо набросил через голову сорочку, вдел руки в рукава:
— Тебя никто не собирается держать. К чему такая спесивая неудобная жена? Платья и драгоценности можешь оставить себе.
Амели нашарила взглядом пюпитр со стопкой книг, и просто столкнула. Глупый бесполезный жест. Хотелось открыть его шкаф, выхватить склянку, расколотить. Но он не допустит.
— Носи все
