Он подошел и сел рядом с ней. Наклонился и глубоко вздохнул.
– Духи, – нежно сказал он. – Господи, как ты хорошо пахнешь.
– Просто мылом и лимонным ополаскивателем, – смутилась она.
– Э нет, французскими духами. Фу! – Он отшатнулся. – От меня наверняка воняет. Прости. Но все, что мне дают, – это ведерко воды. За годы, проведенные здесь, я научился ценить ванну, и когда меня ее лишили, чувствую себя козлом.
– Никакого запаха я не чувствую, – сказала она.
Он коснулся ее щеки:
– Плачешь? Не надо, я этого не хотел, Джулиана. Веселее! Скоро я буду плясать на солнечном свете.
Он выбрал неудачные слова. Она представила себе, как ветер колышет его худое тело, болтающееся на веревке.
– О нет, Кристиан! – закричала она и кинулась ему на шею. От него не воняло – не было привычного пикантного запаха, но слегка пахло мылом, а кожа была теплая и гладкая. Она подняла голову, он посмотрел на нее, потом осторожным движением медленно положил ей руку под затылок. И поцеловал.
Губы были мягкие, теплые.
Джулиана ответила ему на поцелуй, в который вложила страсть, любовь и жалость.
– О, этого делать не следует, – сказал он.
– Тебе не нравится? – спросила она, задрожав, и через силу улыбнулась. – Ты любишь мои поцелуи только перед рассветом?
– Я их люблю в любое время. Ступай домой. Я слышу, идет мой кроткий тюремщик. Наш час уже закончился? – Он встал, и дверь распахнулась.
Там стоял Эймиас и щурился, привыкая к темноте.
– Готова? – спросил он у Джулианы.
– Нет, – сказала она, потому что приняла решение. – Пожалуйста, зайди за мной на рассвете. – И с лучезарной улыбкой добавила: – Я обычно расстаюсь с твоим братом на рассвете, ты же знаешь.
– Что за нелепость! – выпалил Кристиан.
– Если меня поймают, то не все ли равно когда? От репутации не останется и намека. Вообще-то меня скорее обнаружат, если я вернусь сейчас или даже в полночь, потому что мои родственники в это время особенно активны. Я уйду на рассвете, когда они еще спят, – сказала она Эймиасу.
– Не слушай ее, – грубо бросил Кристиан. – В ней говорит жалость.
– Я решила остаться, чтобы оберегать тебя от снов. У меня такое чувство, что со мной ты не ляжешь спать – у тебя слишком хорошие манеры. Ну же, Кристиан! Ты знаешь меня, и я наконец-то уверена, что знаю тебя. Я остаюсь с тобой.
– Очень хорошее решение, – сказал Эймиас, широко улыбаясь. – Будь готова уйти за час до рассвета.
Он вытолкал тюремщика в коридор, вышел сам, и дверь за ними захлопнулась.
Они остались одни на целую ночь, запертые в маленькой камере, и согреть и успокоить себя могли только сами. Джулиана посмотрела на Кристиана и затаила дыхание. Внезапно вспыхнувшее мужество быстро убывало.
Он плюхнулся на койку и обхватил голову руками.
– Вот видишь, что ты наделала!
У нее на губах появилась дрожащая улыбка.
– Ты действительно не хочешь, чтобы я была здесь? – спросила она.
– Действительно.
– Ох!
Он поднял на нее глаза.
– По-моему, ты не понимаешь, – сказал он с болью в голосе.
– Вообще-то начинаю понимать, – произнесла она и стала расхаживать по камере.
– Если я не хватаю тебя на руки и не убегаю с тобой, значит, каким-то образом тебя предаю, хуже того, морочу тебе голову, да?
– Что ж, это так. Но в этом не только твоя вина. По-твоему, я должна была тебе верить? – Она раздраженно отвернулась и пошла в обратную сторону. – Мне следовало бы знать, что такой красивый, обаятельный мужчина, который столько разъезжал, естественно...
Он прервал ее, устало закончив:
– Обманул тебя ради собственных целей?
– По крайней мере настолько, чтобы привлечь меня на свою сторону, – согласилась она. – Не буду заходить так далеко, чтобы называть твои цели мерзкими. – Она проглотила слезы и заговорила более спокойно. – Дурой была, дурой и осталась. Я должна была понять, что все это показное. – Она остановилась и в упор посмотрела на него. – Если ты сейчас позовешь тюремщика, я уйду. Не волнуйся, я не скажу ни слова против тебя. Все останется между нами.
– Извини, но это непросто, – возразил он. – Тюремщику заплачено за то, чтобы он не появлялся до рассвета. Так что он не придет. Боюсь, тебе придется устраиваться, как сможешь. Ложись на кровать, я спать не буду.
Она молча смотрела на него.
– Не беспокойся, я не лишен чести, я не трону тебя.
Он встал с кровати, отошел в сторону и прислонился спиной к стене.
С поднятой головой она прошествовала к койке, села с видом королевы на войсковом параде, хотя чувствовала себя глупой, растерянной и пристыженной. Гордость не позволяла заплакать, боль в сердце – заговорить.
Молчание становилось тягостным. Джулиана слышала, как кровь стучит в ушах. Наконец, он мягко сказал:
– Считай, что тебе повезло. На рассвете Эймиас уведет тебя, никто не увидит, и все обойдется.
Она кивнула.
– Ну, Джулиана, не надо меня ненавидеть. Это для твоей же пользы.
Она молчала.
– Я ценю, что ты поверила мне. Никогда этого не забуду. Честно. – Он горько усмехнулся.
– Ты честный в своем роде, – тускло сказала она, – я это ценю. Хотя полагаю, что в моем случае от тебя не потребовалось много усилий. Я бы желала, чтобы ты раньше не притворялся, но понимаю, что это было необходимо. Спасибо, что сразу же сказал и избавил от унижения. Лучше бы ты дал мне это понять еще до того, как Эймиас захлопнул дверь.
Снова наступила тишина.
– О чем ты говоришь, черт возьми? – спросил он.
– Я знаю, ты должен был перетянуть меня на свою сторону.
– Это было полезно, но не так уж необходимо.
– Но... – Джулиана всхлипнула и в ужасе прикрыла рот рукой. – Не обращай внимания. Я не хотела. Пустяки.
Он подошел и опустился на колени.
– Джулиана, Сокровище, – нежно произнес он, – так и правда будет лучше. Что я могу сказать, чтобы помочь тебе?
– Ничего. – Она шмыгнула носом. – Не ожидала, что буду отвергнута, хотя должна была сообразить.
– Ты о чем?
Она посмотрела на него и подумала: о том, что ты прекрасен.
– Сообразить, что ты тот, кто ты есть.
– И что же? – Он оживился, посмотрев ей в глаза.
– Ты такой красивый, такой обаятельный, – произнесла она. – По-моему, я обожала тебя с самого детства.
Он схватил ее за руку.
– Ты все еще веришь, что я Кристиан Сэвидж? – удивленно спросил он.
– Конечно. Об этом говорят все твои повадки. И мое поражение справедливо, потому что ты всегда был благородным. Я должна была догадаться, что к этому времени ты нашел свою настоящую любовь, ведь ты не все эти годы жил в заточении. Я знаю, тебе нужно было изображать пыл, чтобы меня завоевать, но сейчас мы одни, и я восхищаюсь, что ты хранишь ей верность, и мне тоже, что бы это ни значило для твоего будущего. – Она с жалобной улыбкой добавила: – Хотя сохранить ей верность было не так уж трудно, я не могла с ней соперничать. Пусть тебя не тревожит то, что я сказала, но я сожалею об этом. Забудь, пожалуйста.
