Она с его помощью сняла платье и отложила его в сторону. По тусклому угасающему свету, проникавшему из крохотного окошка под потолком, она поняла, что день на исходе. Он снял бриджи и чулки. У него были широкие плечи и мускулистая грудь, это она уже знала. Грудь переходила в плоский живот, бедра были подтянутые. Он повернулся к ней, наклонился, и теперь она видела только лицо, глаза, в которых отражались последние лучи холодного света, и четкий улыбающийся рот. Он заключил ее в объятия, и она закрыла глаза.
– Ах, Джулиана, – вздохнул он, и этого было достаточно, чтобы она расслабилась и легла.
Они лежали рядом. Как она и говорила, он заставил ее забыть об окружающем. Все же в какой-то момент она обрадовалась, что под ними ее шелковое платье, но потом ее полностью захватило ощущение гладкой кожи, скользящей по ее телу.
– Кристиан, – сказала она. Он выжидательно замер.
– Что?
– Ничего. Просто Кристиан. Мне нравится произносить твое имя.
Она щекой почувствовала, что он улыбнулся, потом го руки, лаская, повернули ее, и она оказалась на кровати, а он – над ней.
Она пришла в восторг от того, что он делает, и от радости, что он такой – она любила его длинные руки, гибкое мускулистое тело. Она осторожно потрогала его, потом осмелела. Он позволил ей исследовать себя. А когда приподнялся и повернулся, чтобы поцеловать ее грудь, и навис над ней, ее руки нашли его член, и она тихо вскрикнула.
– Я не хотел тебя пугать, – проворчал он.
– Я деревенская девушка и все про это знаю. Хотя и не видела такого, как у тебя, и не увижу при таком свете, – сердито добавила она.
Даже охваченный желанием, сражаясь с потребностью быстро закончить начатое, он не мог удержаться от смеха.
– О Боже, Джули, ты когда-нибудь перестанешь меня удивлять?
– Надеюсь, что нет, я не хочу тебе надоесть.
Она говорила еле слышно, сердце бешено колотилось. Он был такой большой, в полной боевой готовности. Она чувствовала возбуждение и радость от его близости, оттого, что она так действует на него, и подумала, что лучше было бы разговаривать, чем действовать.
Он словно прочитал ее мысли. Упершись в койку локтями, он наклонился, подразнил ее губами и тихо произнес:
– Вернемся к тому, с чего начали. И не двинемся дальше, пока ты не будешь вполне уверена. Ладно?
Она кивнула.
Кристиан запечатлел на ее губах страстный поцелуй, потом стал ласкать ее тело, останавливаясь на самых чувствительных местах.
– Если ты мне сейчас же не покажешь, я умру, – сказала она.
– О, я могу тебе много чего показать, – сказал он, надавил пальцами, отпустил, снова надавил и, когда она подалась ему навстречу, прошептал: – Да, так, так, любимая, еще, еще.
Наслаждение заставило ее забыть обо всем на свете. Она словно взлетела на качелях. Тело еще извивалось, он раздвинул ей ноги и вошел в нее.
– Прости, дорогая, боль скоро пройдет, – прошептал он. – О, Джулиана!
Теперь он двигался в ней. Она не шевелилась, вцепившись в него, и не отступила, даже когда он со стоном упал на нее.
Когда он затих, она уткнулась ему в мокрое плечо и сказала:
– Спасибо.
Он учащенно дышал, потом немного отодвинулся и с беспокойством спросил:
– С тобой все в порядке?
– О да. Не так уж и больно.
Он хохотнул:
– Боже, как легко доставить тебе удовольствие. Надеюсь, у нас будет время и место, чтобы я тебя научил. Но я не жалею. Спасибо, и прости меня.
Она ничего не сказала, обняла его, но отвернулась, чтобы он не почувствовал ее слез.
Поэтому его слез она тоже не почувствовала.
Они умылись из небольшого ведра, и, поскольку полотенце намокло, он настоял на том, чтобы она вытерлась его рубашкой. Потом они лежали и разговаривали.
– У тебя шрам, – сказала она. Она отдалась ему душой и телом вопреки всему, чему ее учили, но все еще осторожничала, потому что многого о нем не знала.
– Да, на спине, ты не могла не почувствовать. Узловатый шрам от плеча до пояса. Тебе неприятно?
– Нет, конечно. – Она готова была убить того, кто посмел нарушить совершенство этого тела. – Но он наверняка беспокоил тебя.
Кристиан пожал плечами и поудобнее устроил ее голову у себя на груди.
– Тогда – да. Это след кнута. Его оставил сверх-ревностный стражник на «Орионе», в Халксе. Больше это не повторялось. Его проучили. Об этом позаботились отец, братья и друзья. – Он понимал ее замешательство. – Если стражники хотят выжить, они должны научиться различать, когда можно, а когда нельзя злоупотреблять властью. Власть есть власть, даже в цепях. По закону они могут убить заключенного, но не осмелятся, если у того есть друзья.
Она лежала очень тихо. Когда он говорил о своих демонах, у нее ныло сердце. Он, кажется, этого не понимал, говорил так, будто все еще был арестантом. Она похолодела при мысли о том, что это так и есть, и накрыла руками его бьющееся сердце, словно хотела защитить.
– У Эймиаса шрамов больше, и они глубже. Но знаешь, – с удивлением сказал он, – я даже стал счастливее сейчас, здесь, потому что могу оглянуться назад и убедиться, что все это в прошлом. Ты изгнала Ньюгейт из памяти. Мистика. – Он поднял голову и попытался разглядеть ее лицо. – Что ж, посмотрим, сможешь ли ты заставить меня забыть остальное?
Она улыбнулась и потянулась к нему.
– Ты уверена, что боль прошла? – спросил он. Джулиана поднялась, наклонилась над ним так, что укрыла копной своих волос, и поцеловала.
– Чтобы забыть все остальное, понадобится много времени, – сказал он и погладил ее по волосам.
И это действительно заняло много времени. Он долго ее ласкал, прежде чем снова овладеть ею.
– Какое же это наслаждение, – сказала она позже, когда они лежали в объятиях друг друга.
– Я рад, – сказал он, – потому что сегодня уже не смогу дать тебе ничего, кроме понимания.
Они засмеялись и стали бормотать нежности и всякую любовную чепуху. О сне никто из них и не думал. Ведь неизвестно, когда еще они увидятся и увидятся ли вообще. Они болтали, как старые друзья, а целовались, как любовники. О наступлении утра не обмолвились ни словом.
Они лежали измученные, но счастливые. – Извини, мне жаль, – нежно произнес Кристиан.
– Мне нет, – сказала она.
– Я старался тебя поберечь, хотел отойти, пока не скомпрометировал тебя полностью. Когда понял, что не смогу это сделать, хотел отодвинуться. Но я не устоял, здесь у меня протухли мозги, а ты меня окончательно сокрушила. Но прелестный цветок не виноват в том, что его хочется сорвать. Это полностью моя вина, извини.
– Я ни о чем не жалею, – сказала она. – Только о том, что ты здесь.
Он подсунул руку ей под спину, закрыл глаза и не заметил, как уснул.
