— Миледи, — он поклонился, — хозяин просил передать, чтобы вы завтракали без него. Он уезжает и приедет не раньше обеда.
— Уезжает? — Генриетта встрепенулась.
«Едет к любовнице, — подумала она с внезапной злостью, — а она…»
— Вы могли бы приготовить мне лошадь для прогулки? Я имею привычку перед завтраком прогуливаться верхом.
— Будет сделано, миледи!
По еще не растаявшему облаку пыли Генриетта определила направление пути Луи. Она пустила лошадь в галоп, преследуя его. Генриетта почти не сомневалась, что он едет к любовнице. Она въехала в деревню в тот миг, когда Луи отвязывал от седла какой-то мешок. Генриетта спрыгнула с лошади и, взяв ее под уздцы, притаилась за одним из домов, стараясь ни на минуту не упускать из виду дом, куда вошел Луи. Вскоре он вышел, поговорил с крестьянами, а потом ускакал. Она вышла из своего укрытия и, ведя лошадь, направилась к дому, в который заходил Луи. Крестьяне, толпившиеся у входа по непонятным для нее причинам, с глубокой признательностью смотрели на нее. Привязав лошадь, она собралась с духом и вошла в дом. Ей в глаза сразу бросились и убогая обстановка, и больная женщина, и старуха, сидевшая в углу, и дети возле стола, с огромным аппетитом поглощавшие еду. «Мешок, который нес Луи, — мешок с едой», — поняла Генриетта, и ей стало очень стыдно от собственных подозрений.
Глядя на детей, Генриетта не заметила, как к ней подошла старуха и иссохшими губами прижалась к ее руке. Генриетта резко отдернула руку.
— Прошу вас, не надо, я ведь ничего для вас не сделала.
— Это за твоего мужа, пусть благословит Господь вас обоих. Если бы не он, мы давно умерли бы от голода!
Чувствуя подкатывающие к горлу спазмы, Генриетта выбежала из дома. К ней тотчас же приблизились крестьяне и стали благодарить, называя ее своей госпожой.
— Вы не знаете, куда мог поехать граф? — спросила у крестьян Генриетта.
— У кузнеца из соседней деревни умерла при родах жена, — ответил один мужчина, — малыш остался без молока, монсеньор поехал искать кормилицу для него… Я обидел вас?
— Нет, нет!
Генриетта с полными слез глазами села в седло и, больше не говоря ни слова, отправилась обратно.
— Боже, я, должно быть, выгляжу мерзкой, склочной, отвратительной, подлой.
Генриетта расплакалась: ей никогда бы не пришло в голову спросить у своих слуг, есть ли у них дети. А Луи, он, он прекрасной души человек! Как она могла подозревать его, как могла надеяться на его любовь? Более Генриетта не раздумывала, она приняла решение.
Луи в прекрасном настроении вошел в столовую.
— А что, миледи не спустилась к обеду?
Луи задал вопрос Диманшу и Катерине, стоявшим с опущенными головами. — Она уехала!
— Уехала? — как эхо повторил Луи и, мгновенно помрачнев, спросил: — Что это значит? Как она могла уехать, не попрощавшись со мной?
— Не знаем, — вместо Диманша ответила Катерина. — Миледи плакала, когда уезжала. Она подошла ко мне, сказала: «Береги его», потом вскочила в седло и ускакала.
— Она так сказала?
Луи почувствовал, как чувства к Генриетте переполняют его. Он подбежал к Катерине и, напугав ее своим видом, расцеловал ее в обе щеки.
— Ты просто чудо, Катерина!
Оставив их в столовой, Луи бросился в свои покои. Диманш проводил его подозрительным взглядом.
— Чувствую, он и меня не оставит в покое, — пробормотал Диманш.
Через минуту вернувшийся Луи вручил ему запечатанное письмо.
— Лично в руки герцога Орлеанского! — Я так и знал.
— Не медли, Диманш, речь идет о моем счастье!
— А ты куда? — крикнул Диманш вслед удаляющемуся Луи.
— В Париж, к королю, за позволением жениться!
— Иисусе Христе, святой Боже, да за такое дело! — Диманш во всю прыть побежал к конюшне. — Коня, скорее, пока этот негодник не передумал!
Герцог Орлеанский беседовал со своим другом герцогом Бурбонским. Они обсуждали план Луи и возможные последствия этого. Оба находили его весьма сомнительным. Разговор стремительно развивался, когда в кабинет вошел Журден и доложил герцогу Орлеанскому о приезде Генриетты.
— Как она выглядит? — спросили оба в один голос.
— Весьма печальна, глаза покрасневшие, заметно, что миледи плакала.
— Черт!
— Проклятье!
— Да, монсеньор, — и Журден протянул герцогу запечатанное письмо.
Тот немедленно вскрыл его. Прочитав письмо, герцог Орлеанский протянул его другу:
— Ничего не понимаю.
— «Я уехал в Париж, к его величеству, за разрешением на брак с Генриеттой, — громко прочитал герцог Бур-бонский. — Свадьба состоится в субботу. Я прибуду в Орлеан утром. Будьте готовы!»
— Прекрасно! — заорал герцог Бурбонскпй. — Сегодня четверг. У нас есть два дня. Следует немедленно начать приготовления!
— Я распоряжусь сейчас, сию минуту!
Герцог Орлеанский, несмотря на преклонные годы, побежал к двери, словно юнец.
— Молодец, Луи! — радостно закричал герцог Бур-бонский.
Вернувшись домой, Генриетта заперлась в своих покоях и не открыла двери даже своей кормилице. Она лишь молча горевала о своей несчастной судьбе. Заметив, что стемнело, Генриетта решила переодеться. Когда она снимала платье, из корсета выпало письмо. Она подняла его и с безразличным видом начала читать, но вскоре ее взгляд зажегся. Речь в письме шла о скорой женитьбе Луи. Его хотел женить сам король, следовательно, ни о каком отказе не может быть и речи. Генриетта разволновалась: они хотят лишить его любви, они хотят женить его, о Боже! Нет, она не может допустить этого. Она поможет ему, да, поможет! Она избавит его от этого брака и сможет заслужить его прощение. Она должна немедленно узнать, когда состоится свадьба, немедленно. Быстро натянув платье, Генриетта бросилась в кабинет отца.
— Отец!
Когда Генриетта ворвалась в кабинет, герцог Орлеанский, успевший отдать все необходимые распоряжения, в приподнятом настроении беседовал с герцогом Бурбонским.
— Да, дитя мое? — герцог с протянутыми руками подошел к дочери, они обнялись. — Я так счастлив, дитя мое… — начал было герцог, но Генриетта резко перебила его:
— Это правда, что граф женится?
Герцог остолбенело уставился на Генриетту. — Ая полагал, ты знаешь.
— Значит, это правда, — Генриеттапобледнела. — А свадьба, когда состоится свадьба?
— В субботу, — герцог Орлеанский не мог прийти в себя от вопросов дочери.
— А где? Скажите мне, где, отец! — умоляла его Генриетта.
— Как где? — ответил вконец растерявшийся герцог Орлеанский. — Здесь, в нашем дворце.