Смех графа Шартьера спугнул черного дрозда, принявшегося было за свой завтрак, и птица, обиженно чирикнув, улетела прочь.
Флёр почти ничего не замечала, она глядела на мужа с такой бесконечной любовью, которая отгораживала ее от всего остального мира. Это был взгляд страсти, прервавший смех графа и приведший к тому, что он заключил Флёр в объятия и прижал губы к ее рту.
— Я люблю тебя, — сказал он после массы жадных поцелуев, касаясь мягких округлостей ее красивой груди, выступавших из-под глубокого разреза ее сиреневого утреннего платья.
— Я совершенно здорова, — повторила Флёр, теснее прижимаясь к нему и провоцируя его на новые проявления нежности. — Уже нет причин для того, чтобы мой муж и дальше проходил мимо нашей спальни. Я уж позабочусь о том, чтобы моя мамуля прекратила свои бесконечные нашествия в эту комнату.
— Госпожа, ваша матушка обратилась ко мне с пламенной речью, смысл которой состоит в том, что наш третий сын появился на свет через непристойно короткое время после второго. Много слов было сказано о необходимости щадить женщину и о священном долге воздержания. Если мне память не изменяет, она рекомендовала мне ходить в церковь и молиться, если меня слишком сильно обуревают плотские устремления!
Флёр с трудом сглотнула слюну.
— Она посмела… — Последовал сдавленный смешок, прервавший эту фразу. — Впрочем, что за вопрос, разумеется, посмела. Такова уж ее натура — вмешиваться решительно во все. Бедный мой! Дамы из рода Параду — сущее наказание для вас, сеньор, не так ли?
— Мгм… — Ответ прозвучал несколько рассеянно, ибо граф уже успел расстегнуть миниатюрные перламутровые пуговки на верхней части платья жены и погрузил свое лицо в промежуток между теплыми шелковистыми полушариями, которые сумел обнажить с ловкостью фокусника.
Флёр ощутила, как затвердели чувственные бутоны ее груди, отвечая на ласку его пальцев, и на них выступили капли молочной жидкости, которые он тотчас удалил поцелуями.
— Можно позавидовать нашему сыну, — пробормотал граф, лаская ее грудь с благоговейной нежностью. — Как же вы хороши, любовь моя! Как жаль, что я не могу вам показать всю силу моей любви прямо на этой скамейке, среди так любимых вами ароматных роз…
Дыхание Флёр участилось, ибо знакомый огонь, однажды запылавший в ее крови, ничуть не утратил своей силы. Наоборот, вынужденное воздержание последних недель было очень тяжело для ее страстной натуры, тем более что роды прошли легко. Она тосковала по близости мужа и теперь прижималась к нему всем телом. Взгляд ее сияющих зеленых глаз покрылся поволокой, а мягкий полуоткрытый рот ждал поцелуев. Это было больше, чем мог бы вынести, не теряя хладнокровия, изголодавшийся по ней страстный супруг.
— Разве нельзя? Почему же? — выдохнула Флёр со стоном.
Тяжело дыша от напряжения, он с великим трудом взял себя в руки и, наконец, с горьким сожалением, отразившимся на его красивом лице, вновь застегнул на Флёр ее отделанную кружевом рубашку.
— Нельзя, потому что вчера поздно вечером из Парижа прибыл гонец, едва не падающий под тяжестью доставленных им известий. Полагаю, что мадам хотела бы немедленно узнать, в чем они состоят.
— О… — этот звук сочетал в себе в равной мере изумление, любопытство и чуточку сожаления по поводу нарушенной любовной игры, которой она предавалась с таким желанием. Что же это за известия, важность которых столь велика, что нарушила наступивший было миг очарования?
Но тут уж ничего нельзя было поделать против рокового стечения обстоятельств. Оставалось только идти в замок и выслушивать курьера, который проделал долгий путь из столицы в Оверни, чтобы сообщить последние новости.
Впрочем, абсолютно неожиданными они были лишь для Флёр, которую и ошарашили куда больше, чем ее мужа и отца, еще накануне вечером успевших поговорить с посланием королевы.
Король Франции Генрих II умер! На турнире, состоявшемся но случаю вступления его старшей дочери Елизаветы в брак с королем Испании, Генрих II в ходе рыцарского поединка был тяжело ранен и вскоре скончался. Плохое предзнаменование для молодоженов, если их жизнь начинается смертью отца, подумала Флёр.
Но сразу же после этого ее мысли сосредоточились на Катарине Медичи. Ведь королева страстно любила мужа, несмотря на все унижения и обиды, нанесенные ей за время их брака.
Уже решено, что она будет управлять в качестве регентши при своем старшем сыне, так что теперь в ее руках впервые сосредоточится власть над всей Францией в полком объеме и без всяких ограничений.
— Что же она предпримет? Бросит Диану де Пуатье в темницу? — рассуждала позднее в семейном кругу Эме де Параду с чисто женских позиций. В прошедшие годы фаворитка умело пресекала все посягательства на свое положение. Даже прелестная графиня де Флеминг не смогла отвлечь на сколько-нибудь длительное время сердце короля от Дианы.
— В темницу она вряд ли ее бросит, — предсказала Флёр действия своей королевы-покровительницы. — Предполагаю, что герцогине де Валентинуа будет предоставлено право сохранить свой титул и свои замки. Ей придется только сдать в казну королевские драгоценности и покинуть двор.
— Ты почти угадала, — сказал ее отец. — Она уже удалена от двора и вынуждена расстаться с драгоценностями. Впрочем, одного я все же не пойму: почему королева столь категорически настаивает на том, чтобы вернуть во владения короны замок Шенонсо.
Флёр припомнила давнее путешествие и улыбнулась.
— Думаю, что такое решение королева приняла еще много лет назад. Недооценивать ее память никак нельзя. Однажды она мне сказала, что считает Шенонсо одним из главных сокровищ среди замков короля!
— Все же непонятно, почему бы не арестовать эту даму, — удивилась мать Флёр. — Видит Бог, что оснований для этого нашлось бы более чем достаточно!
— О, мама! Ну, подумайте сами! — Для Флёр ситуация была ясна. — Ставшая уже старухой, любовница короля, сосланная в какую-нибудь крепость, выглядела бы в глазах народа мученицей. Королева же слишком умна, чтобы составить этой даме такую репутацию. Подумайте сами, чего добивалась Диана де Пуатье в прошедшие годы прежде всего? Преклонения и власти. Отсутствие того и другого будет воспринято ею крайне болезненно…
Правильность этого рассуждения была очевидна. Все замолчали, а Рене де Параду бросил на дочь взгляд, в котором сквозило признание ее правоты.
— А ведь это означает и конец вашей ссылки! Вы захотите теперь вернуться ко двору? — тихо осведомился он.
Флёр обменялась с мужем красноречивым взглядом и отрицательно покачала головой.
