Когда наступил июль, она повеселела, довольная ходом дел в поместье, и почувствовала облегчение, убедившись, что все делает правильно после всего того ужаса, который пережила в мае в Дублине.
Единственное, что ее сейчас беспокоило, это отношения с Локлейном, который все так же избегал ее и никогда не оставался с ней наедине с того момента, когда они так резко обменялись словами в коротком неприятном диалоге. Она отчаянно скучала по нему, но он оставался таким же сдержанным, как и все жители Барнакиллы. Она уже начала бояться, что испортит их отношения или понесет наказание за то, что сделала, даже зная, что это к лучшему.
Локлейн сразу же решил, что между ними все кончено. Он был уверен, что поездка в Дублин стала началом ее депрессии, потому что она затосковала по своей прежней жизни.
Его предположения были недалеки от истины, но Мюйрин представить не могла, о чем он думал. Она невнятно пыталась объяснить ему свое поведение, ничего не раскрывая. Она осознавала, что, возможно, когда-нибудь он узнает всю правду, если порасспросит Эмму и Сэма и те очень подробно расскажут о ее прошлом, но сейчас они выполняли ее указания и молчали, занимаясь своим делом и не вступая ни с кем в контакты, за исключением общения за едой.
Однажды вечером в конце июля Мюйрин отправилась повидаться с Локлейном в мастерскую и с облегчением обнаружила, что он там.
– Прошу вас, Локлейн, нам нужно поговорить спокойно, без раздражения и ссор, – быстро сказала она, увидев, что он собирается уйти.
Он хотел ответить, что занят, но более шести недель этой безысходности оказались слишком долгими. Она была ему необходима. Он молился только, чтобы она сказала ему что-то, что он будет рад услышать.
Он положил инструменты.
– Хорошо.
Она пошла впереди него по направлению к своей конторе. Когда они вошли, она налила по рюмке отвратительного ликера, который всегда пил Августин. Локлейн заметил, что у нее трясутся руки, но ничего не сказал, терпеливо ожидая, когда она начнет.
– Я хотела поговорить с вами о том, как, вернувшись домой, я нагрубила вам. Все дело в том, что вы резко схватили меня и сделали больно. Я вдруг почувствовала себя беспомощной. Я знаю, что вы не хотели причинить мне боль, и я поступила необдуманно.
– Что-то еще? – мягко подтолкнул ее к продолжению Локлейн.
Она подошла и села рядом с ним.
– Когда я уехала отсюда, ко мне вернулись страшные сны. Думаю, это из-за того, что я вернулась в Дублин и меня преследовали ужасные ассоциации, связанные со смертью Августина. Надеюсь, вы понимаете, что я просто теряла рассудок. Простите, если я вас расстроила или оттолкнула. Ведь с января столько всего произошло. Я старалась, чтобы все как-то наладилось, строила планы на будущее. Я-то ведь не привыкла ко всему этому. До приезда сюда я вела спокойную, обеспеченную жизнь. Я знаю, что это не оправдывает моих поступков, но прошу вас, постарайтесь быть терпеливым к глупой девчонке и простить меня… Я скучала по тебе, Локлейн. Я хочу, чтобы мы попытались все восстановить, чтобы между нами все было так же, как до моего отъезда. Может быть, неправильно, что я хочу тебя, что я так сильно полагаюсь на тебя, но я больше не могу справляться со всем сама. Я больше не хочу делать все сама, Локлейн.
При этих словах Локлейн раскрыл объятия, и она бросилась к нему и крепко обняла. Он успокаивающе гладил ее по спине, но сразу как-то не находил слов. Он серьезно опасался, стоит ли возвращать все на круги своя, не только потому, что она, несомненно, раскаивалась, а потому, что она все еще страшно переживала из-за смерти Августина.
– Если ты действительно этого хочешь, Мюйрин, мы, конечно, можем попытаться вернуть то, что между нами было. Но как ты сама сказала, ты еще очень молода. Однако это не порок. Ты справилась гораздо лучше, чем многие люди вдвое, а то и втрое старше тебя. Но ведь у тебя впереди целая жизнь. Я намного старше тебя, Мюйрин. Ты можешь когда-нибудь передумать. Учитывая, сколько всего произошло, думаю, тебе сначала нужно серьезно все обдумать. Ты же сама сказала, еще в начале января, что хочешь быть сильной. С тех пор я был рядом с тобой. Но может случиться, что когда-нибудь ты решишь, что я тебе больше не нужен.
– Ты действительно нужен мне, Локлейн. Это правда, – сквозь слезы проговорила Мюйрин.
– Нет, Мюйрин, это не совсем так. Ты одна поехала в Дублин и справилась. Я уверен, это было нелегко, но ты сделала все сама. Ты сильная, Мюйрин, но тебе не нужно все время быть сильной. Ты так много работала в течение последних нескольких недель. Позволь мне взять часть твоих дел на себя. А если все-таки придет время, когда я буду больше тебе не нужен, я пойму.
Мюйрин устало опустилась в кресло, окончательно подавленная тем, что он совершенно не допускал их совместного будущего. Она молча сидела, чувствуя себя совершенно разбитой.
Наконец он смягчился.
– Ну пожалуйста, дорогая, я не могу видеть тебя такой изнуренной и бледной. Это не ты.
Мягко взяв за руку, он помог ей подняться со стула и отвел; в комнату. Он уговорил ее лечь в постель, а сам сел на край кровати.
Он нежно взял ее руку в свою и проговорил:
– Где та девушка, что управляла коляской и четверкой лошадей и играла со мной в снежки в Дублине или лазила с Тэйджем по деревьям?
Он потянулся к щенку и ласково потрепал его за холку, а тот улегся в ногах своей хозяйки.
Мюйрин лежала молча. В глубине души она была разочарована. Хотя вряд ли ожидала от Локлейна каких-то объяснений в любви.
Не получив ответа, Локлейн стал подниматься с кровати. Мюйрин тут же протянула руку и вцепилась в него.
– Пожалуйста, не уходи. Мы же еще не закончили разговор. Ты еще не сказал, что прощаешь меня.
Локлейн горько рассмеялся.
– Мне нечего прощать. Правда. Ведь сердцу не прикажешь, разве не так? Прости, что я расстроил тебя. Я не понимал. Я слишком давил на тебя. Но ты не моя собственность, дорогая, так же, как и я – не твоя. Признаюсь, я не всегда согласен с твоими решениями насчет школы, полей, торговли. Но я хочу, чтобы у тебя были собственные суждения и идеи, свои эмоции и чувства, даже когда я обнимаю тебя так крепко, как сейчас, – он поцеловал ее в лоб. – Иногда заботиться – значит знать, когда нужно отпустить.
Мюйрин посмотрела в его серые стальные глаза и не увидела и следа той искорки, что когда-то мерцала в них. Локлейн почти потерял надежду. Ему было тяжело осознать, что Мюйрин действительно хочет снова быть с ним. Даже если и так, как долго это продлится?
Он больше не знал, о чем она думает. А знал ли раньше? Было столько укромных уголков ее души, в которые он еще не проник из страха потерять ее, как когда-то потерял Тару. Теперь же он просто чувствовал себя одиноким и измученным, к тому же неуверенным в том, что способен сделать ее по-настоящему счастливой.
