Эспер также не могла заснуть. Каждая минута этого вечера доставляла ей массу переживаний. Она чувствовала страх, облегчение, удовольствие и огорчение. Это было гораздо приятнее, чем унылое однообразие этих последних лет. Ивэн решил, что останется на некоторое время в гостинице, если Эспер позволит рисовать себя, ему удалось сломить возражение Сьюзэн своей невозмутимостью. Ивэн неожиданно нашел союзника в лице Роджера:
«Дорогая, позволь Эспер погулять. Свежий воздух пойдет ей на пользу, не волнуйся, кто-нибудь в пивной поможет тебе».
Эспер сразу же увидела, что Ивэн понравился отцу. Роджер увидел в нем творческую личность. После ужина, за которым Ивэн не забыл похвалить рыбный пирог и пышки, Роджер принес заляпанные чернилами свои «Памятные события» и негромко стал читать отрывки.
Ивэн слушал вежливо, иногда делая некоторые комментарии, в то же время исподлобья глядя на Эспер, которая двигалась по кухне, убирая тарелки после ужина. Но ему было скучно, и узкое его лицо, повернутое к старому человеку, сидящему в кресле, имело сонный вид.
Каждый вечер в Касл-Роке Эспер позировала ему. Она открыла для себя, что временами может читать чувства Ивэна по его лицу. Бывало на его лице такое выражение, видя которое, она думала, что это — взгляд художника. Эти темные глаза становились внимательными и одновременно отрешенными, и по четыре часа он не видел и не слышал того, что непосредственно не касалось его мольберта.
Он рисовал Эспер в масле, и она не ожидала увидеть что-нибудь, сильно отличающееся от того первого рисунка, но во время этих вечеров она была счастлива. По дороге домой он рассказывал немного о себе, но не мечтал о своем будущем. Ивэн задавал ей множество вопросов и вскоре узнал многое о ее жизни. Его это не интересовало, но Эспер решила, что ее прошлое и настоящее очень интересны ему. На самом же деле он наслаждался каждой крупицей марблхедского фольклора, который присутствовал в ее образной речи. Ивэн жадно слушал рассказы Роджера о старом доме и восьми поколениях Ханивудов, живших в нем, и заставлял Сьюзэн рассказывать морские легенды и рыбацкие байки.
— Я не понимаю, почему тебе так нравится рыться в этом старом барахле, — сказала однажды Эспер во время их прогулки по Перешейку. — Это так глупо.
Ивэн снисходительно взглянул на нее.
— Потому, — ответил он задумчиво, — что это богатство, составная часть аромата этой местности. Мне это необходимо для работы.
А как же я, подумала Эспер, я ведь тоже принимаю участие в этой работе. Она почувствовала боль в сердце, и ее счастливое состояние исчезло. Ивэн бросил на нее быстрый взгляд.
— Давай присядем на минуту, — он указал на сосновое бревно. Эспер колебалась, хотя этот мягкий тон Ивэна вызвал у нее тайную надежду.
— Скоро отлив, — сказала она, — мне будет трудно идти.
С первого дня пребывания в гостинице Ивэн нанял лодку, и они частенько катались по гавани. Ивэн не реагировал на ее замечание и усадил девушку рядом с собой на бревно. Он обнял Эспер, и через мгновение она положила голову ему на плечо. Ее волосы блестели, как будто переливались мелкие медно-красные проволочки, и пахли морским туманом.
— Что с тобой? — спросил он мягко.
Эспер нехотя пошевелилась. Это было не то, что она хотела бы услышать.
— Я ненавижу Марблхед. Ненавижу, — хотя до этого момента она сама не понимала этого.
— Но почему? Ты же часть этого, и это часть тебя. Твой старый дом, и море, и скала. Ты вписываешься в это. Ты принадлежишь им.
— Нет! — ее голос дрожал. — Только потому, что Фиб и Марк Ханивуды поселились здесь двести с лишним лет назад, я должна провести здесь всю жизнь?!
— Отчего бы нет?! Получается прекрасная замкнутая система, — возразил Ивэн.
— Я не думаю, что получается вообще какая-либо система. И я не понимаю, почему ты так думаешь. Ты сам не живешь там, где родился.
— Ты права. Но Амхерст не моя родина. Мать — из Нью-Бетфорда, отец — из Пенсильвании. Кроме того, у меня судьба странника.
Эспер почувствовала его ударение на последнем слове и, расправив плечи, отпрянула от Ивэна.
Она отдалилась от него, думая о Джонни, и боль предстоящей тоски поглощала ее все больше и больше. Ивэн вдруг рассмеялся. Он притянул девушку к себе и поцеловал. Он был поражен глубиной ответной страсти, воспламенявшей его.
— О, Ивэн, я люблю тебя, — прошептала Эспер, но, почувствовав его возбуждение, оттолкнула его, не грубо, как в первый день, но решительно. Она встала с бревна и печально взглянула на Ивэна.
— Что случилось, Эспер? — он тоже встал.
— Когда ты закончишь меня рисовать… — сказала девушка, — что дальше?
Его лицо потемнело. Он подобрал с земли сухую ветку и сломал ее.
— Когда я закончу, что мне делать в Марблхеде? Я, конечно же, уеду.
Эспер сглотнула, увидев его отрешенное лицо и отсутствующий взгляд.
Она подняла плетеную корзину и медленно пошла по тропинке. Через секунду, во время которой Ивэн наблюдал за удаляющейся фигурой девушки, он схватил свои вещи и помчался за ней. Когда он добрался до лодки, Эспер уже сидела в ней, ее руки были на веслах. Всю дорогу они молчали. Пока они шли от пристани, Эспер смутно видела людей, стоящих у дверей дома Тэтчера. Когда они с Ивэном проходили мимо, один из мужчин сделал шаг в их сторону и произнес:
— Добрый вечер, мисс Ханивуд.
Эспер вздохнула, но взяла себя в руки. Эймос Портермэн поклонился и бросил испытующий взгляд на Ивэна, затем неодобрительно посмотрел на Эспер.
— Вечереет, мистер Портермэн, — произнесла девушка, останавливаясь.
Но Эймос не двинулся. Он продолжал стоять у нее на пути, большой и неподвижный. Эспер пришлось представить своего спутника.
— Это мистер Редлейк, художник. Он остановился в нашей гостинице.
Эймос нахмурил светлые мохнатые брови.
— Я слышал, вы были в городе, — обратился он к Ивэну. — А как вам работается на Перешейке?
Эспер стало жарко. Мистер Портермэн заметил, что взгляд Ивэна изменился.
— По-моему, прекрасно, — любезно ответил художник.
Эймос снова взглянул с укоризной на негодующее лицо Эспер. Тяжело дыша, он отступил к двери дома. Глядя вслед Эспер и Редлейку, Эймос видел, как они свернули на Франт-стрит. Он возобновил свои переговоры с мистером Тэтчером, но вскоре потерял интерес к сделке. Эймос поспешно назначил другое время встречи и ушел, оставив своего партнера в недоумении.
Эймос провел беспокойную ночь, ворочаясь в своей неудобной кровати в городском отеле. В шесть утра он выглянул из окна, чтобы понаблюдать за процессией рабочих, заворачивающих на Скул-стрит, которая вела к его обувной фабрике, находящейся за отелем. Это зрелище не доставило ему обычного удовольствия.
