Оба круга были совершенно целы. Все глыбы стояли на своих местах, ровно, без крена. А за ними тянулись вдаль не одна, а две обрамленных камнями дороги.
В ближней Фолкнер узнал большак, по которому совсем недавно они с Сарой ездили к речке Кеннет. Другая дорога тянулась в противоположном направлении. Соединившись вместе, они напоминали извивающуюся змею, посредине которой застыли каменные кольца.
Подсознательно увиденное им не могло не восхищать. Всему этому, конечно же, должно быть разумное объяснение, но он никак не мог сообразить. Только что реально существовали колодец и мрак подвала, и вдруг они отдалились, отошли на второй план, в глубь сознания. Он не мог твердо и уверенно сказать, был ли возле колодца на самом деле.
Он принялся спускаться с холма. Все мышцы ныли, будто он делал какую-то непосильную работу и почти не отдыхал. Однако тягучая боль в теле не заставила его умерить шаг. Он шел бодро и быстро. Вскоре он дошел до реки и зашагал вдоль берега. По берегу идти было труднее, мягкая земля пружинила под ногами, но и тут он не замедлил движения. Дорога и река казались знакомыми, словно он не единожды ходил по ним. Но когда? Может быть, во сне?
Дорога повернула от берега и пошла вверх. Он поднялся на холм, который был пониже первого. На верхней площадке холма тоже было выложено каменное кольцо. Он двигался к нему уверенным и размашистым шагом. Ножны ударяли о бедро.
С небольшим запозданием он сообразил, что за плечами у него болтается кожаная сума. Значит, он идет уже много дней, питаясь взятыми с собой припасами или тем, что попадется по пути. Дорога, видимо, была полна опасностей. Ему очень повезло. Он вернулся живым.
Позже он будет сидеть в кругу старейшин и рассказывать им худые новости, которые принес. Но сейчас его переполняла радость встречи. Он преодолел последние несколько ярдов и остановился. Положив руки на стройные бедра, внимательно смотрел вперед.
В центре каменного кольца стояла женщина. Она закрыла глаза и воздела руки к небу. В утреннем свете от нее исходило мерцание. Словно солнечные лучи падали не вокруг, а сквозь нее. Он не ожидал, что застанет ее за молитвой. Хотел отвернуться, ибо это зрелище не предназначалось для его глаз. Но заколебался. Он проделал такой долгий путь, пережил столько опасностей и трудностей. Даже несколько мгновений без нее казались ему невыносимыми. И пока он исподволь наблюдал за ней, она смяла в руках несколько молодых побегов пшеницы и бросила их под ноги. Губы шевелились беззвучно. Ему не было слышно ни слова. Однако он чувствовал в ней неведомое прежде страдание. Брови были сурово нахмурены, плечи напряжены.
Это показалось ему странным. Во время весенних празднеств в честь смены времен года, когда священные ритуалы выполнялись на глазах у всего племени, она была уверенной и спокойной. Теперь же, неизвестно почему, ее мучила тревога, а может быть, и страх.
Внутреннее чутье подсказывало, что надо немедленно подойти к ней. Но он оставался стоять на месте, помня о том, чем рискует, если осмелится без разрешения войти внутрь круга. И чем дольше он наблюдал за ней, тем труднее становилось ему сдерживаться.
Она была очень бледна, едва держалась на ногах. Вдруг по ее щекам покатились слезы. Она плакала горько и безутешно.
Он больше не мог терпеть ни мгновения. Забыв об опасности, он шагнул за каменную черту. Земля вздрогнула под ним. Он метнулся вперед, кончики его пальцев коснулись Сары. Ему показалось, что она ускользает от него. Тоска и горькое предчувствие охватили его. Прижимая ее к себе изо всех сил, он едва устоял.
Земля разверзлась у них под ногами…
Сэр Исаак пошевелился на стуле, удивленно посмотрел в окно. День быстро угасал, сгущались сумерки. Где же Фолкнер? Старик не ожидал, что он задержится так долго. Затекшие от неудобной позы, ныли колени. Он рассеянно потер их, пытаясь прикинуть в уме, сколько же прошло времени. Собственно, с какой стати Фолкнеру торопиться. Но все-таки странно, что он еще не вернулся. Может быть, его куда-то срочно позвали и забыли предупредить сэра Исаака? Он уже решил, что ему следует пойти расспросить слуг, но ему не хотелось оставлять Сару одну. Поэтому он просто стал наблюдать, как сгущаются за окнами сумерки, ломая голову над тем, что же ему теперь делать.
У него отлегло от сердца, когда дверь в спальню скрипнула и открылась. Фолкнер, ну, наконец-то.
— А вот и вы… — начал он и осекся в замешательстве. Он понял, что перед ним вовсе не Фолкнер.
Миссис Дамас вошла, чтобы зажечь свечи. Она испуганно посмотрела на старика.
— Вы еще здесь, милорд? Я решила, что вы давно ушли.
— Нет. Я тут сижу с мистрис Хаксли. Сэр Уильям вышел подышать свежим воздухом.
— Сэр Уильям? — нахмурилась экономка недовольно. — Я видела его час назад в саду. Но потом он куда-то запропастился.
— И вы больше не видели его?
— Нет. Я решила, что он вернулся сюда.
— Что ж, я его не видел. Он не вернулся. А вы уверены, что его никуда не позвали?
Она удивилась.
— Уверена. Мне бы доложили обязательно. Странно все это. Вам не кажется?
Сэр Исаак был в душе согласен с ней. Но ему не хотелось подымать шум заранее. Могли найтись десятки причин, заставивших Фолкнера задержаться. Он был озадачен и встревожен, но не подал вида. Фолкнер был слишком щепетильным и ответственным человеком и не мог уйти вот так запросто, никого не предупредив. И если бы даже его куда-то срочно вызвали, он дал бы знать. Хоть словом.
— Необходимо поискать его.
— Вы имеете в виду послать за ним в деревню?
— Нет. Поискать поблизости. Вряд ли он ушел отсюда куда-нибудь очень далеко.
Лицо миссис Дамас превратилось в застывшую маску. Казалось, будто она хотела бы о многом поведать ему. Но подумала и не решилась. Сэр Исаак вздохнул. Он не стал притворяться, что ему все понятно. Странности человеческой натуры — будь то мужчина или женщина — оказывались непостижимы для него. По сравнению с ними Вселенная была куда более простой и понятной. От его внимания, конечно, не ускользнуло, что экономка настроена по отношению к Фолкнеру неодобрительно. В отличие от сэра Исаака, она была уверена, что ее хозяйка стала жертвой недостойных посягательств этого лондонского джентльмена. Возможно, вина за ее нынешнее состояние лежит исключительно на нем. Все это так и читалось в мрачном выражении лица, в том, с каким страданием она сложила руки, глядя на…
— Пресвятая Дева Мария и все святые! — воскликнула миссис Дамас.
Сэр Исаак отметил про себя, что экономка, судя по всему, католичка, — интересный, но сам по себе малозначащий факт. Куда более важным в данный момент было то, что во внешности Сары происходили изменения.