Итак, Сибелла, забыв все свои страхи, поднялась с постели и позволила Докингс надеть на нее дорожное платье. Опираясь на руку Джозефа, потому что еще чувствовала ужасную слабость в ногах, она медленно спустилась по лестнице и вошла в Большую Залу.
Вся семья уже была в сборе, все ждали ее. Джон и Елизавета стояли такие довольные и гордые, как будто няня несла на руках ребенка их родной дочери. Сама Мелиор Мэри сидела на стуле рядом с ними и была необыкновенно прекрасна. Гиацинт стоял около двери, ведущей к Главной Лестнице, а Черномазый склонился к Джозефу. Отсутствовал только Митчел, но Сибелле показалось, что она заметила его изуродованное лицо и блестящие глаза в темноте небольшого коридора…
Теперь события могли развернуться двумя путями. Сейчас Джозеф и Сибелла, распрощавшись со всеми остальными, положат Гарнета в карету и уедут из Саттона, махнув на прощание рукой. Тогда у них начнется новая жизнь — Сибелла родит еще нескольких детей, Джозеф углубится в свои размышления, и вся жизнь семейства Гейджей потечет совсем в другом русле…
Но судьба была в нерешительности, и счастье, такое близкое, повисло на волоске.
— Можно я посмотрю на малыша? — Мелиор Мэри спросила просто, в ее словах не было угрозы, они не таили ничего плохого, девушка произнесла их с любовью, забыв о своей старой злости. Потом она сотни раз заново переживала тот момент… Няня повернулась к Сибелле, чтобы спросить разрешения, та кивнула. Джозеф с обожанием смотрел на жену и ребенка, а Джон с Елизаветой снисходительно переглянулись. Возможно, они подумали, что в их своенравной дочери впервые заговорил инстинкт материнства.
В руках Мелиор Мэри оказался маленький сверток, и она стала разглядывать крошечное личико. Нос и рот малыша в точности повторяли нос и рот Сибеллы, и даже волосы едва заметно отливали розовым цветом. Но когда младенец открыл глаза, Мелиор Мэри поняла, что ей никогда не доводилось видеть ничего красивее.
— Это же самый чудесный ребенок в мире! — воскликнула она. — Мама, ты видела, какого цвета глаза у твоего сына? Голубые, как дикие гиацинты!
Она готова была провалиться сквозь землю, отдать все, даже Саттон, чтобы никто никогда не слышал этих слов. Она увидела, как Елизавета хмуро посмотрела на Джона, как страшно побледнела Сибелла, услышала, как за ее спиной у Гиацинта перехватило дыхание. Черномазый обвел всех своим черным взглядом, а Митчел сделал шаг вперед. Но больше всех был потрясен Джозеф. Мелиор Мэри поняла, что ее дядя обо всем догадался. Он посмотрел на Сибеллу, потом на Гарнета, а потом туда, где стоял Гиацинт. Краска сошла с его лица, и в какой-то момент Мелиор Мэри подумала, что Джозеф сейчас упадет. Но он пришел в себя и почти неузнаваемым голосом прошипел: — Убей его.
В руках Черномазого сразу же оказался нож, и он бросился вперед, на ходу отталкивая в сторону Джона. Мелиор Мэри вскочила, чтобы помешать ему, но слишком поздно. Негр уже достиг подножия лестницы, и если бы Гиацинт не увернулся и не взбежал наверх, на Длинную Галерею, то ему пришел бы конец.
Мелиор Мэри не могла придумать ничего более подходящего и закричала:
— Ради Бога, Митчел, спасите его!
Она никогда не видела, чтобы события развивались так быстро. Ее голос будто послужил общим сигналом, потому что все сразу же побежали в разных направлениях: Джозеф, Митчел, Джон и она сама — вверх по лестнице, няня с ребенком на руках — прочь из Большой Залы, Сибелла — к Центральному Входу, куда немного медленнее последовала и Елизавета.
Гиацинт же кинулся к потайной двери, которая находилась за одним из четырех каминов, но скрыться не успел. Огромная рука Черномазого схватила его за воротник, и в воздухе блеснуло лезвие ножа. Но тут над галереей эхом разнесся вопль и раздался звук выстрела. Громовым голосом Митчел прокричал:
— Если кто-нибудь из вас сдвинется с места, я размажу его мозги по стене!
В воздухе повисла абсолютная тишина.
Сибеллу нашли в колодце святого Эдварда. Джозеф сам спустился на шесть футов, чтобы достать ее оттуда. Ее волосы плавали на поверхности воды, как трава, и открытые глаза смотрели в высокое небо.
Всю дорогу до замка Саттон он нес ее на руках и сам уложил на кровать, ту самую, на которой родился Гарнет. И сразу же уехал — забрал ребенка, позвал Черномазого и прыгнул в карету. Он ни слова не сказал Елизавете, ни разу не оглянулся, не предпринял никаких усилий, чтобы отыскать Гиацинта — ничего. Проклятие этого дома отобрало у него все, что он любил и чем гордился. Он никогда больше не приедет сюда.
В ночь перед тем, как тело Сибеллы должно было навсегда покинуть поместье Саттон, она встала и вышла на улицу. Ее невидящие, глаза, казалось, смотрели на замок, который любил и который уничтожил ее. Сильный дождь лил на платье и превратил волосы в отдельные длинные пряди. Призрачное видение передвигалось по замку и его окрестностям в течение часа, и в это время в окно выглянула Мелиор Мэри. Она издала такой ужасающий вопль, что все, кто слышал его, содрогнулись. А Мэтью Бенистер, гуляя в одиночестве и случайно столкнувшись с призраком, забыл, куда идет, и побежал в неизвестном направлении, снова и снова выкрикивая имя Сибеллы.
Его привели домой в полночь, он был почти без сознания, а Митчел, нашедший его у колодца святого Эдварда, сказал, что юноша был очень бледен, весь дрожал и говорил о какой-то женщине, которая корчилась в муках у его ног. Но несмотря на то, что Мэтью, казалось, лишился рассудка, Джон и Елизавета попросили его поговорить с ними наедине. Гиацинт понял, что скоро узнает то, о чем всегда хотел знать и чего боялся, — правду о своем происхождении.
Лицо Джона было хмурым и суровым, и он заговорил первым:
— Мэтью, в связи со случившимся ты должен уехать из Саттона и больше сюда не возвращаться.
Мэтью повернулся и взглянул на них обоих так смело, как только мог.
— Мистер Уэстон, мадам, поверьте мне, я не знал, что Гарнет мой сын, пока не проговорилась Мелиор Мэри. И, клянусь, Сибелла тоже не виновата в этом.
Елизавета глубоко вздохнула, а Джон продолжил:
— Ладно, Мэтью, я приму твои слова к сведению. В некоторой степени я тоже несу ответственность за то, что произошло. Я должен был предвидеть это несколько лет назад и поговорить с тобой. Но, видишь ли, я дал слово никогда не разглашать эту тайну. — Джон нерешительно переступил с ноги на ногу. — Мы зря не сказали тебе, Бенистер. Ты попал в затруднительное положение, но факт остается фактом, и ты должен принять его как настоящий мужчина. Ты брат Сибеллы.
Все встало на свои места — странная связь, пробудившая древние силы зла, любовь, которая так отличалась от любви к Мелиор Мэри… Боже, какой ужас!
