— Вы никогда не сделаете этого. Только привидение может жить без своей тени.
И Митчел взял ее под руку и вывел к черному экипажу, а с колокольни церкви Святой Троицы донеслись скорбные удары колокола, звонившего по Сибелле.
…Письмо, адресованное Джону, было очень кратким:
«Ноябрь, 1720 г.
Дорогой брат,
Я совершенно разорен! «Южное море» лопнуло, как мыльный пузырь, и «Миссисипи» тоже разорилась. Все мое имущество было распродано ради уплаты долгов. Послезавтра вечером я буду в почтовой гостинице в Дувре и очень прошу тебя приехать и повидаться со мной перед тем, как я покину Англию.
Всегда твой, Дж. Гейдж».
Самые худшие предположения и опасения Джона оправдались. Его вклад в компанию «Южное море» был достаточно велик. Годом раньше она застраховала английский национальный долг, пообещав пять процентов прибыли. Акции выросли в цене в десять раз, и дело набирало обороты. А Джозеф, имея огромные сбережения еще и в компании «Миссисипи» во Франции, утроил свое и без того необъятное состояние. Но он был слишком потрясен смертью Сибеллы, когда узнал о том, что случилось, поэтому кивнул головой и не стал ничего предпринимать.
В лучшие времена либо он, либо Джон, который был расстроен гораздо меньше, могли бы предвидеть разорение. Но ни они, ни правительство не смогли бы ничего изменить, и акции так упали в цене, что оба они потерпели огромные убытки. Реставрацию замка Саттон отложили на неопределенное время, а вместо этого из дома уплыло несколько дорогих картин и столовое серебро. Но Джон до последнего момента не отдавал себе отчета в том, насколько ужасно положение Джозефа. Даже если бы он и догадался о падении английской компании, французская-то ведь тоже развалилась. Таким образом, Джозеф потерял все: жену, состояние и даже право называть Гарнета своим сыном. Поэтому Джон приказал своему кучеру безотлагательно доставить его в Дувр.
Переступив порог гостиницы, он сразу же вспомнил, что в последний раз приезжал сюда восемнадцать месяцев назад, когда отправлял Мэтью Бенистера в Европу для участия в спасении принцессы Клементины. Как же все изменилось за такой короткий промежуток времени! Тогда Сибелла только вышла замуж, а Мелиор Мэри, полная пламенного стремления принять участие в приключении, убежала из дому; Джозеф же тем временем уже успел оказаться при польском дворе, готовый в любую минуту войти в роль Шатедо, камергера принцессы. А теперь Сибелла лежит в семейной усыпальнице Гейджей, Мелиор Мэри отгородилась от мира, а Джозеф потерпел поражение на всех фронтах. И от Гиацинта нет ни весточки. С тех пор как он дождливым майским утром покинул Саттон, о нем никто ничего не слышал. Джон все время думал о проклятии, которое накликало на них все эти беды, и содрогался при одной мысли о нем.
Вдруг за спиной послышался знакомый голос:
— Итак, Джон, ты все-таки приехал.
Он резко обернулся, но едва узнал Джозефа. Пристальнее вглядевшись в человека, стоявшего перед ним, он удивленно вскрикнул. Джон рассчитывал найти бывшего щеголя в полном отчаянии, сморкающегося в платок, а увидел перед собой мужчину, полного мощи, энергии и непоколебимого желания бороться со всем миром.
Но в Джозефе изменилось не только это. Если бы Джон встретил шурина на улице, он бы никогда не узнал его. Щегольского наряда больше не было, исчезли и локоны, и лорнет, и прогулочная трость, а их место заняли замшевые брюки, простая рубашка, кожаный плащ и дорожные башмаки. А вместо огромного белого парика отросли до плеч когда-то короткие густые волосы, завязанные сзади маленькой черной ленточкой. Кошачьи глаза стали непроницаемыми, а у рта залегла скорбная складка. Джозеф был совершенно неузнаваем. Джон мог только воскликнуть:
— Джозеф, как же ты изменился!
— Да, я больше не франт. Это являло бы собой жалкое зрелище, раз я лишился состояния, которое всегда было у меня за спиной. Разве ты не согласен?
— Но куда же ты направляешься в таком виде? Что собираешься делать?
— У меня есть десять гиней, чтобы не умереть с голоду. Этого хватит, чтобы оплатить дорогу во Францию мне, Гарнету и Черномазому. В Париже у меня есть связи, которые помогут мне подняться на ноги. Затем я намерен засвидетельствовать свое почтение королю в Риме, а потом отправлюсь в Испанию и присоединюсь к Вогану, Миссету и Гейдону. Короче говоря, я собираюсь поступить на военную службу испанского короля.
Уэстон онемел от удивления. Этого он никак не мог ожидать.
— И ты берешь… — он запнулся, потеряв дар речи, — ты берешь с собой Гарнета?
— Конечно. Он — единственное, что у меня осталось в этом мире, кроме негра. Да не смотри на меня так! Между прочим, в Испании тоже есть дети. Я слышал, что Тэмсин Миссет родила чудесную девочку и сама принцесса Клементина стала ее крестной матерью.
Джон покачал головой.
— Но что ты знаешь о военной службе?
— В ней нет ничего такого, чему я не смогу научиться. Мне ведь еще нет сорока, мне всего тридцать семь, Джон. Я вполне могу начать новую жизнь.
— А где сейчас ребенок?
— Здесь. Пойдем наверх, он там спит.
В крошечной спальне, где Джон не мог даже как следует разогнуться, на руках у негра спал сын Сибеллы. Ему исполнилось девять месяцев, и теперь он еще больше стал похож на Бенистера. Как будто прочитав мысли Джона, Джозеф ответил ему:
— Я вижу в нем только Сибеллу, и лишь это имеет для меня значение. Он любит меня как своего отца, Джон. Его первая улыбка предназначалась не кому-нибудь, а мне. Мы с ним объединим усилия и вместе переживем трудное время, пока я не наживу для него нового состояния.
И Джон почувствовал в Джозефе силы, понял, что все будет именно так, как тот сказал. Пережив свои несчастья, в мир придет другой Джозеф, еще более удачливый, чем прежний.
— Да благословит вас обоих Господь, — сказал Джон.
— Спасибо тебе за добрые слова.
Из гавани послышались крики «Отлив! Отлив!». Джозефу Гейджу, его сыну и негру пора было отправляться в дорогу. Холодное штормовое море гудело, ноябрьский ветер пронизывал до костей, а Джон снова провожал корабль, держащий путь во Францию.
Хозяин поместья Саттон долго еще стоял на берегу — корабль, увозящий величайшего человека своих дней, недавнего обладателя несметных богатств, экстравагантного щеголя с широкой доброй душой, давно скрылся из виду. Джон страшно замерз. Жизнь с самого рождения ставила его в трудные ситуации, но положение обязывало — он был хозяином замка Саттон. Из-за этого все те, кого он любил, должны были превратиться в пепел, такой же, каким покрыты угли сгоревшего крыла дома. Но двое избежали страшной участи — Джозеф Гейдж и ребенок, которого он называет сыном, плывут сейчас в Испанию, смело смотря в лицо новой жизни.
