Он всегда брал то, что хотел, а тот, кто становился у него на пути, за это расплачивался.
Он со вздохом взглянул на Элинор. Увы, что бы Харт Маккензи ни делал, как бы ни старался, он так и не смог по-настоящему завоевать ее. И это его бесило.
— Я могу уничтожить твоего отца, — пригрозил он. — Не думай, что у меня не получится. Я могу уничтожить вас обоих.
Элинор кивнула:
— Не сомневаюсь, что можешь. Ты богатый и могущественный, и все скажут, что я ужасная дура, раз отвергла тебя.
— Я не шучу, Эл. Я могу погубить его. Ты этого хочешь?
Он ждал, что она испугается и начнет оправдываться или же попытается успокоить его — именно так всегда поступала Анджелина. Но Элинор…
Он внимательно посмотрел на нее и не увидел страха в ее глазах — только печать.
— Уходи, Харт, пожалуйста, — сказала она.
— Но ты согласилась выйти за меня замуж! — прорычал он. — У нас с тобой — контракт. Уже слишком поздно отказываться.
Она покачала головой:
— Нет, не поздно. Пожалуйста, уходи.
Харт грубо схватил ее за локоть. Она уставилась на него в удивлении, и он ослабил хватку, но не отпустил ее.
— Что ты будешь без меня делать, Элинор? Тебе не к кому пойти. У тебя ничего нет. А я могу дать тебе абсолютно все. Помнишь, я уже говорил тебе об этом?
— Да, помню. Но какую цену заплачу я за это, а, Харт?
Тут он, не выдержав, взорвался. Все эти долгие годы он знал, что его несдержанность дорого ему стоила. Но тогда он был слишком молодым и самоуверенным, поэтому не мог понять, что не все в мире можно взять силой, тем более — Элинор Рамзи.
— Эл, ты ничто! — Эти слова вырвались из его горла подобно рыку. — Ты всего лишь дочь обедневшего графа, который в силу своей беспомощности даже не знает, откуда у него на столе пища. И ты хочешь прожить так до конца жизни? Пойми, если я оставлю тебя — тебе конец. Ты погибнешь! Никто не подберет объедки Харта Маккензи.
Элинор влепила ему пощечину и уставилась на него, яростно сверкая глазами. Но она ничего не сказала — в словах не было необходимости.
Бросив на него еще один гневный взгляд, она отвернулась и зашагала прочь. С высоко поднятой головой, в развевавшемся на ветру легком платье, Элинор Рамзи уходила из жизни Харта Маккензи.
И он почувствовал, что падает — падает и падает в пропасть, которую сам же создал.
— Эл! — крикнул он. И на сей раз его голос прозвучал не гневно, а жалобно.
Но Элинор не остановилась, даже не обернулась. Она быстро уходила от него и вскоре скрылась в тени густого сада.
Харт тяжко вздохнул, и ему показалось, что его сердце вот-вот разорвется от боли.
Но он, конечно же, на этом не остановился. Еще несколько недель Харт пытался заставить Элинор передумать. Он даже попробовал повлиять на нее через лорда Рамзи, однако обнаружил, что Элинор рассказала отцу об их отношениях все до мельчайших подробностей.
— Прошу прощения, Маккензи, — сказал лорд Рамзи, когда Харт обратился к нему. — Боюсь, я должен поддерживать дочь. С твоей стороны это была скверная игра.
Даже тот довод Харта, что он лишил Элинор девственности, не возымел должного воздействия.
— Я не забеременела, — заявила Элинор, когда Харт упомянул об этом. И она даже не покраснела, узнав, что Харт сообщил ее отцу о том, что лишил ее целомудрия. — Может, я вообще никогда не выйду замуж, так что это едва ли имеет значение.
И в конце концов ему, Харту, пришлось смириться.
Конец акта третьего. Харт уходит, чтобы никогда не вернуться.
Акт четвертый — жизнь Харта после Элинор: смерть его отца, женитьба на Саре, потеря жены и на другой день — потеря сына. В результате, похоронив Сару и Грэма, Харт Маккензи впервые в жизни заплакал.
Затем последовал акт пятый. Героиня возвращается, чтобы свести негодяя с ума.
— Харт…
Вздрогнув, он обернулся и зажмурил глаза от яркого света лампы в руке Элинор. И он по-прежнему прижимал ладонь к имени сына на гробовой плите.
— Эл, тебе не стоило выходить из дома. Сейчас слишком сыро. Ты можешь снова заболеть.
Она подошла к нему и тихо сказала:
— Что ты здесь делаешь? Между прочим, у тебя в спальне жарко растоплен камин. Я видела.
Он снова повернулся к гробнице.
— Мне было страшно, Эл.
— Отчего? — От холода у нее заныла больная рука, но она не хотела оставлять Харта одного. — Скажи, что с тобой?
— Я боюсь потерять тебя. — Харт взглянул на нее с болью в глазах. — Я вспомнил, как ты швырнула в меня кольцо, сказав, чтобы уходил. Каким я тогда был глупым и заносчивым…
Элинор поеживалась, думая о том ужасном дне. Какие они оба были глупые и гордые.
— Это было давно, Харт.
— Но я до сих пор чертовски глуп. Мне следовало отправить тебя домой, когда ты пришла просить, чтобы взял тебя на службу. Но я разрешил тебе остаться со мной, и ты чуть не лишилась жизни.
— В этом нет твоей вины, Харт. — Элинор перевела взгляд на гробницу, где покоилась прелестная скромная Сара, а рядом с ней — лорд Харт Грэм Маккензи, одного дня от роду. — Ты винишь себя и в их смерти тоже? — спросила она.
— Конечно, виню.
— Сара могла бы умереть, родив сына и другому мужчине, — заметила Элинор. — Как ни жестоко это звучит, но она была недостаточно сильной, чтобы иметь ребенка. Не всем женщинам это дано.
— Сара не хотела детей. Она ненавидела свою беременность и пошла на это только потому, что ее так воспитали.
Это было правдой. Но если бы Сара и ее сын выжили, то она, возможно, изменила бы свое мнение на сей счет. Харт снова провел ладонью по имени крошки Грэма.
— Мак любит говорить: «Мы, Маккензи, разбиваем все, к чему прикасаемся». Но этот маленький Маккензи… — Он умолк и тяжко вздохнул.
У Элинор болезненно сжалось сердце. Когда она получила от Харта карточку в траурной рамке со словами «его светлость герцог Килморган с прискорбием сообщает…», она расплакалась. Она плакала по Харту, по Саре и по ребенку, который никогда не вырастет. Она плакала по себе, по тому, что не сбылось и никогда не сбудется.
Харт наконец убрал ладонь с таблички.
— Я держал его на руках, — тихо произнес он, показывая ей свои широкие ладони. — Грэм был такой крошечный — как раз поместился вот здесь. Я очень любил его, Эл.
— Я знаю, Харт.
Он пристально посмотрел на нее и пробормотал:
— Я до этого даже не представлял, что могу так любить. Я по сей день не знаю, откуда пришло это чувство. Но, глядя на него, такого маленького и такого прекрасного… я понял тогда, что никогда не стану таким, как мой отец. Я всю жизнь боялся, что буду таким, как он, но когда посмотрел на Грэма, то понял, что мне это не грозит. Потому что я бы никогда не смог причинить боль этому малышу.
