Его ладони скользнули ей под коленки.
— Обними меня ногами... вот так.
Он чуть передвинулся и стал медленно вжиматься в нее. Пришла боль, но очень несильная. Она ничем не уменьшила необычайное удовольствие от прикосновения надвинувшегося на нее тела Коннора, от ее безумного желания прочувствовать новое наслаждение, ощутить очередную волну удовольствия. Это состояние продлилось до тех пор, пока он, пробормотав что-то неясное, не втиснулся в нее мощным решительным натиском своих бедер.
В один миг очарование момента потускнело.
Впившись ногтями в его плечи, она вскрикнула: «Ой! Ох!»
Коннор замер, только грудь его продолжала тяжко вздыматься.
— Прости, дорогая. Мне очень жаль. Это должно было быть сделано.
«Сделано!» То есть уже в прошлом. Аделаида была рада услышать, что с этим покончено. Она попыталась отпихнуть его. Он не шевельнулся.
— Коннор!..
— Лежи тихо, любовь моя. — Нагнув голову, он провел губами по ее рту. — Подожди, не двигайся. Тебе станет лучше. Обещаю.
Он снова поцеловал ее, медленно, крепко, и боль перешла в легкое неудобство. Его ладони заскользили по ее коже, вновь зажигая полупотухший огонь. Сначала пробудились мелкие искорки, потом язычки пламени, которые лизали и дразнили ее, и, наконец, вспыхнули сильно и жарко. Аделаида осторожно пробежала пальцами по твердым мускулам, перевившим его руки, потом по гладкой поверхности спины, услышала, как у него перехватило дыхание, как затем он испустил глубокий вздох, и ощутила ладонями бешеный ритм его сердца.
Он прошелся цепочкой поцелуев по ее шейке, по подбородку.
— Лучше?
— Да. — Ощущение неудобства почти совсем исчезло, сменившись необъяснимой потребностью двигаться. — Я думаю... Я хочу...
— Знаю.
Он осторожно немножко вышел из нее, потом снова вошел.
— Ох!
Его губы изогнулись в задорной усмешке.
— Лучше?
У нее не было сил ответить. Коннор вновь начал двигаться в мерном ритме нежных вторжений и отступлений, которые полностью лишили ее дара речи. Боль, неясная потребность снова вернулись, только теперь совсем иными. Аделаида осторожно выгнулась ему навстречу и была вознаграждена глубинным мужским стоном. Коннор уронил лицо ей в волосы. Движения его стали мощнее, напористее, но все же не были достаточно быстрыми... или достаточно медленными... или какими- то еще... Словом, ей чего-то не хватало!
— Мне нужно... Коннор, мне нужно...
— Шшш. Я знаю.
Он протянул вниз руку и стал гладить ее между их телами, там, где они соединялись. Удовольствие, наслаждение разливались по ней волна за волной. И как раз в тот момент, когда она готова была вынырнуть на поверхность, Коннор крепко прижал ее к себе, сделал глубокий выпад... и содрогнулся в ее объятиях.
Аделаида открыла глаза и прищурилась от утреннего света, пробивавшегося вдоль края гардин. Еще не совсем проснувшись, она перекатилась на спину, чтобы свет не бил в лицо, и с удовольствием потянулась. Мышцы ног болели. Гладкость нового полотна ласкала обнаженное тело. Она чуть не замурлыкала от удовольствия... Но тут же вспомнила, почему лежит голой в постели с мягчайшим бельем, а не путается в старом колючем одеяле и древней ночной рубашке.
Она была замужем. Она стала женой.
Аделаида повернула голову на подушке и увидела спящего радом Коннора.
Господи Боже! У нее теперь есть муж!
Веселый пузырек смеха зародился глубоко в ее горле. Такое случается, когда колеблешься между внезапным восторгом и полной паникой. Она подавила и восторг, и панику. Восторг, потому что не хотела будить Коннора, а панику, потому что понимала, как это бессмысленно и неразумно. Сейчас ей было необходимо подумать о том, что делать теперь.
Но, попытавшись сосредоточиться на этом, она осознала, как это трудно. Гораздо интереснее было обдумать то, что произошло прошлой ночью.
Ее брачная ночь оказалась водоворотом открытий. Что делали они!.. Что делала она! Свое поведение она могла назвать только распутным. Возможно, ей следовало теперь сгорать от стыда. Или по крайней мере испытывать неловкость. Но ничего подобного она не ощущала. Она чувствовала себя чудесно озорной и невероятно довольной собой... а еще она испытывала невероятное любопытство по поводу мужчины, спавшего рядом с ней.
Коннор был ее мужем. Она вышла за него замуж и разделила с ним постель. И при этом она очень мало знала о нем.
Ее взгляд прошелся по его неподвижной фигуре, рассматривая детали. Он спал на животе, руки были засунуты под подушку, ноги — раскинуты. Она обратила внимание на то, что он занимал больше половины кровати. Темно-русые ресницы, густые и достаточно длинные, чтобы пробудить в ней зависть, полукругами лежали на коже, бледной от природы, но слегка позолоченной солнцем. У него был маленький шрам у линии волос. Еще один — большой, начинавшийся у левой ключицы и толстым зигзагом уходивший вниз по спине под простыню. Она, хмурясь, рассматривала его, размышляя о том, следствием какой ужасной раны он был и как она должна была болеть. Это являлось суровым напоминанием ей о том, что не всегда он спал на мягких простынях, что были в его жизни суровые времена.
Мрачные картины возникли в ее воображении. Существовало бесчисленное количество случаев, при которых он мог получить такое ранение. Он был почти мальчишкой, когда его захватили вербовщики и сдали в матросы. И хотя ее знания о жизни на флоте были весьма ограничены, она слышала две или три ужасных истории о том, что творится на кораблях.
Этот шрам он мог получить от кнута капитана или от ножа кого-то из команды.
Коннор мог быть ранен в бою или...
— Сторожишь мой сон, милая?
Голос Коннора был хриплым со сна и сразу прогнал тревожные мысли. Ее взгляд метнулся к его лицу, и Аделаида увидела, что полуприкрытые зеленые глаза изучают ее так же пристально, как она изучала его.
Внезапно смутившись, она откашлялась и, уставясь на пятно на стене, пробурчала:
— Разумеется, нет.
— Счастлив слышать это, потому что сторожить тебя — моя забота. — Коннор перекатился на спину и рассеянно провел рукой по волосам, а потом закинул руки за голову. — О чем ты только что размышляла? Я почти слышал, как у тебя в голове вертятся мыслительные колесики.
— Я задумалась о том, как ты был ранен, — ответила она, не считая нужным лгать. Как еще ей узнать о нем больше, если не задавать вопросов? Так что она пожала плечами, когда его брови поднялись вверх. — У тебя шрам на спине.
— A-а. Падение с лошади в далекой юности. Я упал на скалистый склон.
— О-о...
