— О-о...
Она вообразила совсем другое.
Коннор рассмеялся и, протянув руку, привлек ее к себе.
— Ты ожидала другую историю?
— Я подумала... — Она извернулась, чтобы не упереться ему локтем в ребра. — Тебя же насильно забрали на корабль.
— Верно. — Коннор пристроил ее к своему боку и приобнял за плечи. — У меня ранений было больше, чем одно.
И значит, больше одного шрама. Она слегка поерзала, стараясь устроиться так, чтобы видеть его лицо, но это нельзя было сделать, не обняв его или не свернув себе шею. Бросив эти попытки, Аделаида прилегла щекой ему на грудь.
Ей хотелось расспросить его обо всех его шрамах, но она подумала, что, пожалуй, лучше отложить расспросы до другого раза. Возможно, до той поры, когда они лучше узнают друг друга.
— Как тебе удалось от положения пленного матроса дойти до нынешнего состояния? — спросила она вместо этого.
Его руки крепче притянули ее к нему.
— Что ж, я увидел, решил, что заполучу, скомпрометировал — и вот...
— Я не это имела в виду, — рассмеялась Аделаида и обвела рукой комнату. — Я имела в виду все это.
— Да, я знаю. — Она ощутила пожатие его плеч. — У меня талант к судоходству и судовождению.
— Но как ты перешел из злосчастного матроса в судовладельцы?
— Везение, тяжкий труд и целеустремленность. Главным образом везение.
Аделаида подавила вздох, разочарованная его уклончивостью. Коннор не относился к тем людям, на которых можно надавить. Что было довольно печально, так как она-то как раз относилась к тем женщинам, которые не могли удержаться от того, чтобы не нажать.
— А более подробно рассказать ты не можешь?
— В другой раз. — Уверенным быстрым движением он перекатил ее на спину и навис над ней. Пронзительные зеленые глаза остро уставились ей в лицо. — Как ты себя чувствуешь нынче утром?
— О... Вполне хорошо.
Аделаиде нравилось ощущать, как он вдавливает ее в матрас, как сплетаются с ее ногами его ноги, как оперлись его руки с обоих боков ее тела, словно окружая ее защитными барьерами. Она вдруг почувствовала себя не просто хорошо, а замечательно. Ей было... интересно. С робкой улыбкой Аделаида обняла его, позволила своим пальцам пройтись по его теплой коже и твердым мускулам его спины.
Коннор издал низкий горловой звук удовольствия. Она заворожено наблюдала, как потемнели его глаза от желания. Нагнув голову, он овладел ее ртом в долгом страстном поцелуе.
Наслаждение пробудилось в ней, просочилось в ее кровь... Но едва оно стало нарастать, как Коннор отпрянул от нее.
— Достаточно, — произнес он севшим голосом. — Пока достаточно, милая.
Ее руки замерли.
— Почему?
— Потому что... — Полузакрытые глаза остановились на ее губах. Грудь тяжко вздымалась и опадала. — Потому что... A-а, проклятие, еще разок!..
Коннор снова завладел ее ртом, еще сильнее, еще глубже, чем раньше, словно пытаясь вытянуть из нее душу. Стараясь помочь, она заерзала на постели и ощутила жаркую тяжесть его возбуждения, коснувшегося ее живота.
Со стоном Коннор отклонился назад.
— Боже святый! Достаточно... Это слишком рано.
— Слишком рано? — эхом повторила она и посмотрела на окно. — Ты хочешь сказать, потому что сейчас утро? Так... так не положено делать?
Коннор заморгал и поспешно отвернул от нее лицо, но не раньше, чем она успела заметить его улыбку.
— Ты надо мной смеешься? — притворно возмутилась она.
Его плечи затряслись.
— Смеешься?!
— Да, прости. — Он снова повернулся к ней. Как он был красив с этим выражением веселья, возбуждения и нежности на лице. — Слишком рано после твоего первого раза, любовь моя. Я только это имел в виду.
— А-а... — Аделаида покраснела и постаралась скрыть разочарование. — Ты... ты вполне уверен?..
— Поскольку сам я никогда не был девицей... Нет, не уверен. — Он прикоснулся быстрым поцелуем к ее губами и со стоном разочарования вырвался из ее объятий. — Но рисковать не будем.
Скатившись с кровати, Коннор с полным отсутствием стеснительности прошлепал в гардеробную.
Аделаида не могла им не залюбоваться: золотистой кожей, мощными ногами, упругими ягодицами. Пристальнее всего она разглядывала его ягодицы. По непонятной причине она находила эту часть его тела просто завораживающей и даже несколько расстроилась, когда он, накинув халат, скрыл свою наготу от ее глаз.
— А я не могу решить, хочу ли рисковать или нет? — задумчиво поинтересовалась Аделаида, закутываясь в простыню.
— Безусловно, — легко согласился Коннор. — И хотя я мнения своего не переменю, вовсе не возражаю выслушать, как красивая женщина умоляет о...
— Не важно, — протянула она и закатила глаза к небу, когда он расхохотался.
Крепко придерживая простыню, Аделаида соскользнула с кровати и подобрала с пола оставленную там накануне сорочку. Она чувствовала себя очень глупо, таща за собой полотняный хвост, как королевский шлейф, но это было таким чудесно озорным... и кроме того, она не бродила по комнате совсем голой. На ее взгляд, разница была весьма существенной.
Потребовались большие усилия, чтобы надеть через голову сорочку, не отбрасывая простыню. Когда она высвободилась из-под этого облака ткани, оказалось, что Коннор смотрит на нее с веселым изумлением.
— Неужели это было необходимо?
— Да.
Отказываясь считать себя глупой из-за естественного проявления скромности, Аделаида уронила наконец простыню и поправила рукава сорочки.
— Ты могла бы попросить меня отвернуться, — подсказал он. — Или чтобы я подал тебе халат.
— Что ж, если хочешь быть полезным, можешь помочь мне надеть платье.
Он поспешил исполнить ее просьбу и с ловкостью горничной застегнул пуговки у нее на спине. Аделаида решила, что ей не стоит выяснять, каким образом он приобрел такую сноровку.
Она потерла ладонью платье на талии. Это был тот же наряд, в котором она венчалась, и тот же, в котором она первый раз увидела Коннора при свете дня. Было странным надеть его снова сегодня.
— Коннор...
Он перебросил ее распущенные волосы со спины на грудь и нежно поцеловал в затылок. Приятная теплая щекотка прокатилась по ее коже.
— Что?
— Почему ты на мне женился?
Его губы замерли у нее на шее.
— Ты знаешь почему.
— Ты сказал мне — ради мщения. И еще говорил, что хотел меня.
— Так и было. — Его теплое влажное дыхание ласкало ее кожу. — Так и есть.
— Или то, или другое... — Она облизнула губы, соображая, что именно заставляет их сохнуть: то ли ощущения, которые он в ней пробуждает, то ли ее собственные нервы. — И то и другое могло...
