Уже начинался рассвет, и солнце показалось из-за горизонта, но тепла не было. Их ждала карета, которая провезла их через город, мимо собора и доставила в доки.
Впереди маячил корабль, готовый к отплытию.
Теперь, когда опасность миновала, она откинула капюшон и обернулась, чтобы взглянуть на замок Уиндроуз. Он поднимался высоко над зданиями и хижинами города. Отсюда ей не была видна сгоревшая башня.
Будто вообще ничего не произошло.
Сердце пронзила боль.
Здесь не чувствовался запах пепла. Аромат соленого ветра с моря поглотил запах дыма.
Будет ли Монтгомери горевать по ней? Будет ли ему больно от того, что их время так быстро закончилось? Или возненавидит ее? Он ведь никогда не говорил ей ласковых слов, не признавался в любви.
Он сказал, что для любви у него не осталось сердца.
Но ему нравились ее картины. Он поверил в ее талант настолько, что заставил епископа Хамфри повесить ее картины в храме. А еще ему нравилась ее страстность в те интимные моменты, которые были между ними.
Но все это пройдет, как только он поймет, что это она автор миниатюр про короля и что он, сам того не зная, помогал предателю. Как же ей было тяжело!
Джеймс Монтгомери — человек чести и долга. Он всегда выполняет приказы короля.
Натан быстро провел ее по трапу на корабль и позвал капитана.
Глаза ее наполнились слезами, когда корабль начал медленно отчаливать.
Впереди была Италия.
Италия.
Ее мечта.
Ее шанс качать новую жизнь. Шанс самой решать свою судьбу. Быть независимой женщиной.
Она всегда этого хотела.
Она опустила голову на руки, державшие перила, и заплакала.
Джеймс направился к сгоревшей башне, чтобы спасти то ценное, которое, может быть, еще осталось. Дождь стекал с него ручьями, но он его не замечал. Когда он увидел, какой ущерб нанес пожар — полностью уничтоженная крыша и обугленные рамы окон, — у него защемило сердце. От картин Бренны скорее всего ничего не осталось.
— Там женщина… Леди Бренна! Идите сюда, господин Монтгомери! — позвал его один из слуг, стоявший у полностью выгоревшего входа в башню.
Джеймс похолодел. Он бросился внутрь, одним махом преодолев скользкую от воды и сажи узкую каменную лестницу. Разве Бренна заходила в башню?
Двое мужчин уже были в спальне Бренны. Все ее холсты и доски превратились в пепел. Часть пола провалилась, из дыр торчали обгоревшие доски.
— Господин, — сказал один из мужчин и отступил от того, что совсем недавно было кроватью.
На кровати лежало обугленное, скорчившееся тело женщины. Ее лицо было неузнаваемо, так же как цвет ее платья.
— Это леди Бренна, милорд.
Слезы подступили к глазам Джеймса. Только не Бренна. Только не его Бренна.
— Нет, это невозможно, — прохрипел он. Он же видел, что она была во дворе, разве не так? Он же послал ее встать в ряд с людьми, передававшими ведра с водой.
В изуродованной огнем руке женщина сжимала обрывок пергаментной бумаги. Ему показалось, что его сердце разорвется от боли.
В отчаянии он опустился перед ней на колени. Уже много лет он не молился. Он посвятил свою жизнь тому, чтобы наказывать людей за их грехи, а свои собственные грехи он предпочитал не замечать. Но сейчас ему захотелось помолиться: «Пожалуйста, пусть это будет не она».
Он знал, как сильно она страдала, как хотела спасти свои картины. Надо было приковать ее к себе. Стон отчаяния вырвался из его груди.
Он разжал ее ладонь, чтобы посмотреть, что сжимала в руке эта несчастная женщина.
Он смотрел на обрывок и не верил своим глазам.
Это была часть миниатюры с изображением обнаженного мужчины, склонившегося над распростертой на постели нагой женщиной.
На плече мужчины был изображен точно такой же серповидный шрам, как у него. Сомнений не было — на картине был он!
Все кончено. Бренна умерла.
Почему он отпустил ее от себя? Почему не приковал к себе, чтобы она не могла пойти в башню? Но она пошла, чтобы спасти свои картины.
Он сжал клочок в кулаке. Боль в сердце на какое-то мгновение отступила, когда до него дошло, что Бренна была автором «Любовниц короля».
Он это уже подозревал. В глубине сердца он это знал. Она была слишком страстной в постели, слишком смелой для девственницы. Слезы потекли по щекам Джеймса, но он не стал их вытирать.
Он уткнулся лбом в черное, обгоревшее тело своей жены. Он сжимал и разжимал в кулаке мятый клочок. Что бы он сделал, если бы обнаружил все это, когда она была жива? Его долгом было бы взять ее под стражу и отвезти к королю. Но сейчас, когда ее уже нет в живых, в сердце образовалась пустота.
— Вот он! Тот художник, который написал эти мерзкие миниатюры! Тот самый человек, которого велел найти король, — в комнату вошел брат Гиффард в окружении толпы бандитов. Дрожащим пальцем он указывал на Джеймса.
— Хватайте его, люди! — воскликнул какой-то человек с темной бородкой. — Именем короля Эдуарда.
Джеймс вскочил.
— Какого…
Его окружили люди, не дав ему времени опомниться. Кто-то вырвал у него из рук злосчастный клочок.
— А вот и доказательство, капитан, — сказал он и, расправив обрывок, протянул его человеку с бородкой.
— Это не моя работа, — сказал Джеймс, в изумлении оглядывая окруживших его людей.
Они были не более чем бандой головорезов, скорее всего даже не солдатами королевской армии, а наемниками, посланными с каким-то тайным заданием. То, в чем его обвиняли, было просто смешно.
— Я вообще не умею рисовать.
Когда бандиты сомкнулись вокруг Джеймса, Гиффард попятился к выходу. Его сутана волочилась по усыпанному пеплом полу, а из-под нее сверкали грязные ступни. Монах, как обычно, был босой.
— Гиффард! Гнусный пес! Скажи им, что я не художник! — окликнул монаха Джеймс.
Гиффард не обернулся, а бандиты загородили Джеймсу дорогу.
«Предательство», — промелькнуло у него в голове.
— Нам велено препроводить вас в Лондон, — объяснил капитан, а его люди обнажили свои мечи, ножи и другое оружие.
Джеймс был в ярости. Он указал на мертвое тело и глубоко вдохнул. Их слишком много, чтобы он мог один справиться с ними всеми.
— Моя жена только что умерла, и я должен похоронить ее.
Люди переглянулись, но не спрятали оружие. Капитан с черной бородкой выпрямился, расправив плечи.
— У нас нет времени.
— Но…
По сигналу капитана наемники снова сомкнулись вокруг Джеймса.
Кожа Монтгомери горела от укусов многочисленных блох, которые ползали в соломе на полу крошечной камеры, куда его бросили по приказу короля. В Лондон его не повезли. Вместо этого его держали здесь, в этой темнице, по обвинению в том, что он является автором «Любовниц короля».
