Выплакав все слезы, она утихла и лежала, уставив спокойный и безразличный взгляд на противоположную стену каюты, вынашивая ненависть к Хэмптону и упиваясь вымышленными сценами изощренной мести. Когда-нибудь, она не знала как, но она непременно отплатит ему!
* * *
Почти сразу же Мэттью раскаялся в содеянном.
Продолжи он любить и ласкать ее, ему удалось бы пробить огромную брешь в ее укреплениях, да и себе доставить удовольствие. Но из-за своего проклятого нрава он снова унизил ее. А может, это и к лучшему! Еще раз он доказал свое превосходство над ней.
Однако он знал ее теперь слишком хорошей понимал, что этот случай лишь утвердит ее в упрямой решимости противостоять ему и не поддаваться своим истинным, глубоко запрятанным желаниям. Если бы он не потерял терпение, то, наверное, смог бы минутой назад завоевать ее душу. Теперь же его вновь ожидала острая борьба, не сулившая ничего приятного. Ему придется быть твердым и приготовиться к ее колкостям и молчанию. Он вздохнул и оперся о борт судна. Чтобы по-настоящему победить ее, ему нужно было прежде всего обуздать свой нрав.
* * *
Дул попутный ветер, и «Сюзан Харпер» уверенно скользила по волнам, направляясь в Англию. Ну, а в личной жизни Кетрин и Мэттью не все шло так гладко.
Она хранила гневное молчание, разговаривая только в случаях крайней необходимости. Хэмптону, раздраженному ее каменным молчанием и острыми замечаниями, было все труднее сдерживать свой вспыльчивый нрав. Ей удавалось вывести его из себя гораздо быстрее, чем любой другой известной ему женщине.
Если их дни проходили в постоянной борьбе и стычках, то ночи были не лучше. Он часто пользовался ее телом для утоления своей страсти и был изумлен тем, что его желание с каждым днем росло, а не утихало, как ожидал он ранее. Не имело значения, сколько раз он овладевал ею, но чувство полного удовлетворения и окончательного насыщения так и не приходило к нему.
Он решил, что так происходит оттого, что она не принадлежит ему полностью. Она всегда лежала под ним неподвижно, напрягшись, как бы он ни старался воздействовать на нее.
Он менял свои подходы, свою тактику в надежде, что неопределенность и неизведанность приведут к трещине в ее обороне. Иногда он бывал с ней груб, иногда так нежен, словно она была пятнадцатилетней девственницей. Временами он занимался с ней любовью холодно и деловито, как с проституткой. Часто он проявлял о ней заботу, тщательно, кропотливо разжигая в ней огонь, используя способы из своего богатого опыта, которые обычно приводили его к безошибочному успеху, заставляя женщин извиваться под ним и надрывно кричать от желания. Только однажды нарушила она свое молчание и стала осыпать его ругательствами, пользуясь лексиконом, позаимствованным у его матросов. Его гнев улетучился. Он привлек ее в свои объятия и повалил на кровать.
— Моя маленькая львица, — выразился Хэмптон любовно и потерся щекой о ее волосы. — Есть ли у тебя представление хотя бы о половине этих слов?
Ее обидчивое молчание сказало ему об обратном.
— Объяснить тебе?
Во время его рассказа ее лицо покрылось густым румянцем, но слушала она с большим любопытством.
Вскоре обсуждаемая тема, а также ощущение нежности ее тела заставили его почувствовать новую волну желания, украдкой возвращавшуюся к нему.
Нежно и медленно он стал целовать ее, утопая в сладостной теплоте ее рта. Он не был уверен, но ему показалось, что из ее горла вырвался еле слышный стон наслаждения. За исключением одного раза ему так и не удалось заставить ее тело отвечать на его ласки.
С каждым днем напряжение возрастало. Кетрин не была безразлична к тому разладу, что преобладал в их отношениях. Хотя внешне ей и удавалось сохранять холодность и не отвечать на его ласки, но это достигалось ценой огромных волевых усилий и приводило ее к раздражительности и постоянной истоме, причины которых она не могла ни понять, ни объяснить.
Он был опытным любовником, и его руки разжигали в ней такой огонь, о существовании которого в себе она никогда и не подозревала. Мысленно она продекламировала все стихи, которые только могла припомнить, выписала все математические уравнения, которые когда либо только знала, перелистала генеалогии всех королевских домов, она гуляла по улицам Бостона, производила инвентаризацию белья в шкафах и опись припасов в кладовой, все что угодно, лишь бы отвлечься от того, что он в тот момент с ней творил.
К своему стыду, она обнаружила, что с приближением времени отхода ко сну ее пульс учащается, что иногда при взгляде на сидящего за письменным столом Хэмптона у нее возникает горячее желание подойти к нему, что ее все чаще посещают мечты о том, как он подойдет к ней и будет умолять простить его и выйти за него замуж. Конечно, в этих мечтах она холодно отказывала ему, а он при этом в случае ее отказа клялся застрелиться. Но все же ей было интересно знать, каково было бы стать его женой и не сдерживать больше в себе чувств, которые он в ней пробуждал.
Ей также трудно было хранить молчание в его присутствии. Она и без того скучала по своим беседам с отцом, с лейтенантом Перкинсом, с Педжин, даже с тетей Амелией. Ей было интересно разговаривать с Хэмптоном в тот день, когда разыгрался бой. Ей доставило бы большое удовольствие еще раз побеседовать с ним о подобных вещах. Возможно, ей даже удалось бы убедить его объяснить ей сложности навигации, рассказать о картах и о том, как прокладывать по ним курс. Кроме того, ей было любопытно узнать побольше о нем самом, она очень хотела расспросить Хэмптона о его доме, семье, прежней жизни. Часто она думала, что ей хотелось бы рассказать ему и о себе, она уже почти наяву видела, как заставит его смеяться своими рассказами о тетушках. Долгими вечерами было очень скучно сидеть молча. Хэмптон работал за письменным столом, а она читала. Время еле ковыляло, а ее просто распирало желание поговорить.
Днем было легче. У нее находились занятия: уборка каюты, чтение, игра в шахматы с доктором Рэкингхэмом. Каждый день по нескольку раз она гуляла по палубе либо с доктором, либо одна. Частенько Фортнер присоединялся к ней в этих прогулках и вносил оживление своей неистребимой жизнерадостностью. Она посещала лазарет, чтобы взглянуть, как выздоравливают раненые, она писала за них письма, которые они собирались отправить домой по прибытии в Англию, она, утешая, разговаривала с тяжело пострадавшими в бою.
Пелджо привязался к ней и обычно сопровождал ее повсюду, взяв на себя по собственному почину обязанности ее охранника. Заодно он решил, что необходимо преподать ей некоторые навыки владения ножом. Он уверял Кетрин, что сам он или капитан всегда окажутся поблизости, чтобы вступиться за нее в случае необходимости, но в то же время он утверждал, что знание приемов самообороны никогда никому не помешает.
