— Даже больше, чем на щедро одаренного Аполлона?
— Ну, это мне еще предстоит узнать, не правда ли?
— Мы займемся этим сию же минуту, — пообещал Майлс. — Но если вас что-нибудь испугает, мы остановимся.
Элиссу пугало все, но она не была намерена останавливаться. Еще в их первую ночь в «Будуаре миледи» она поняла, что этот мужчина готов дать ей любой ответ, если только она задаст вопрос. Ей пришлось долго ждать. Теперь появилась возможность узнать и вопросы, и ответы.
— Я повешу ваш пеньюар, — вежливо предложил Майлс, спуская его с плеч Элиссы и вешая на спинку стула.
— А ваш халат?
— Под ним ничего нет.
— Неужели? — Многозначительная улыбка тронула ее губы. — Трудно поверить…
— Я хотел сказать, что у меня под халатом нет другой одежды — только кожа, кости, мышцы и…
— Довольно, — Элисса откинулась на спину, не переставая поглаживать Тома. — Насколько я понимаю, милорд, мужчина подобен дереву.
Майлс усмехнулся.
— Не понимаю вас, миледи.
— Мужчина — как дерево со множеством веток: некоторые из них большие, другие маленькие, а третьи — просто сучки.
На лице ее мужа появилось ошеломленное выражение.
— Вы хотите сказать, что некоторые части моего тела можно сравнить с сучками?
— Не совсем так. В сущности, я хотела сравнить вас с могучим дубом.
Майлс рассмеялся; смех начался, как гулкое ворчание у него в груди и, наконец, превратился в оглушительный хохот.
— Вы, мадам, определенно можете быть забавной!
— Я просто привыкла называть яблоко яблоком, то есть все своими именами, сэр.
— Только не возвращайтесь снова к обсуждению фруктов! — усмехнулся он.
— Ни в коем случае. Но посмотрите, что вы наделали: от вашего смеха кот ушел.
— Тому пора подыскать себе другое уютное местечко, — произнес Майлс, садясь рядом с ней на постель и глядя Элиссе в глаза. Его голос внезапно стал серьезным. — Я хочу целовать вас, Элисса, ласкать. Я хочу сделать вас своей женой в полном смысле этого слова. Пойдемте со мной, вместе мы откроем совершенно новый чудесный мир.
Элисса прижалась к нему.
Майлс целовал ее. Его губы хранили вкус шампанского и спелой земляники, и еще чего-то неопределенного и удивительного, но главным образом — вкус его губ. Ей нравилось ощущать этот вкус.
От него пахло летней ночью, слабым ароматом роз, стоящих на столе, мылом, которым он мылся, но сильнее всего — мужчиной: он пах Майлсом.
Его тело было сильным и мускулистым, кожа — местами нежной, а кое-где — шершавой, покрытой упругими волосками. Элиссе нравилось его тело.
Майлс целовал ее, раздвигая губы, лаская языком — сперва шутя, а затем совершенно серьезно, впиваясь в ее рот, как будто он не мог насытиться ею, как будто ему всегда было недостаточно ее, не хватало того, к чему он стремился — чтобы их губы слились воедино.
Элиссе нравились его поцелуи, ей нравились его прикосновения, ласки его чутких рук и пальцев, которыми он снял с нее одежду, лишил ее дыхания и силы. Она ни в чем не могла ему отказать, ибо в этом случае отказала бы самой себе.
Некогда она говорила ему, какого мужчину хочет видеть рядом с собой: такого, который будет уважать ее, находить удовольствие в книгах, музыке и работе в саду. Но она так и не сказала, что этот мужчина должен любить ее, обожать, заставлять ее кровь быстрее струиться по жилам. Она не знала ничего о пылкой страсти, или о том, что мужчина способен заставить женщину забыть обо всем, кроме своих чувств. Если бы она имела представление об этом, ее список был бы гораздо длиннее.
Лицо Майлса нависло над ней, его плечи заслонили ее от остального мира. Он скользнул между ее ног. Элисса чувствовала, как что-то твердое прижимается к ней. Она потянулась и впервые коснулась его.
— Какая у вас нежная кожа… — пролепетала она, — но в то же время… — Элисса в смущении замолчала.
— Но в то же время что? — усмехнулся Майлс.
Элисса оглядела их обнаженные, прижатые друг к другу тела Наверное, она должна испытывать неловкость, но неловкости почему-то не было, может, это естественно?
— Какие мы оказывается разные, — пробормотала она, изучая его. — Мы отличаемся друг от друга, как день и ночь.
— Но там, где вы нежная и манящая, я твердый и жаждущий, — заметил Майлс.
Элисса прикоснулась к своей груди, а затем — к груди Майлса. Она приподнялась на локте и обвела языком вокруг коричневого мужского соска, а затем взяла его в рот и принялась сосать так, как это проделывал Майлс с ее сосками. Она услышала его глубокий вздох.
— На вкус вы немного напоминаете орех, — пробормотала она.
Майлс уложил ее на спину, нагнулся и захватил губами ее сосок, втягивая его все глубже. Прошло немало времени, прежде чем он поднял голову. Элисса стонала и изгибалась в его руках.
— А вы на вкус лучше, чем самая спелая земляника, — с горящими от страсти глазами заметил он.
— Я… я хочу… я жажду…
— Что? — последовал хриплый вопрос. Элисса открыла глаза и взглянула на него.
— Вас, Майлс.
— И я хочу вас, Элисса.
— Сделайте меня своей женой, — умоляющим голосом проговорила она.
— Непременно.
— Прямо сейчас!
— Да… — Он просунул руку между ее ног. — Я постараюсь не причинить вам боль, миледи, но…
— Знаю, знаю, — мягко отозвалась Элисса. Она не была уж столь невежественной и знала, что должна ощутить боль и неудобство.
Майлс прижался губами к ее губам, вызывая в ней своими поцелуями волну желания.
И когда она была готова кричать от томления, когда в приливе неистовой страсти она готова была сделать для него все, Майлс раздвинул пошире ее ноги и, приподняв за бедра, вонзился в нее.
— Пресвятая Дева! — вскрикнула Элисса.
— Все, уже все, — простонал он.
Он заполнил ее. Она больше не принадлежала самой себе. Больше она уже никогда не будет просто Элиссой.
Майлс любил ее каждой частицей своего тела, и когда наконец взорвался внутри нее, Элисса познала трепет и ощущение власти, какого не испытывала прежде.
Майлс сделал ее своей женой, а она его — своим мужем.
После этого мир уже никогда не будет для него таким, как прежде. Эта неожиданная мысль поразила Майлса.
Он чувствовал себя так, будто никогда не занимался любовью с женщиной. Это было удивительно.
Он, казалось, заново видел мир глазами Элиссы, и это было чудесно.
Каким же болваном и самонадеянным мальчишкой он был, когда заявлял, что никогда не женится, так как никогда не найдет незаурядную женщину, женщину, которая не была бы предсказуема, с которой он никогда бы не испытал скуку.
Ему повезло. Невероятно повезло.
Элисса зашевелилась — Майлс был слишком тяжел. Он осторожно перекатился на бок и вытянулся, не замечая своей наготы, чувствуя такое расслабление, какого он не испытывал за всю жизнь: он был переполнен, удовлетворен, счастлив и умиротворен.
