– Ох! – вырвалось в один голос у Чарити и леди Бернселл, и глаза их широко раскрылись.
– И теперь, – продолжила Лайза, – с этими сплетнями… Ох!
Ее собственные глаза округлились от ужаса, ведь она почти выдала свои чувства. Лайза больно прикусила губу.
– И теперь, – закончил за нее Чад, – когда по Лондону гуляют слухи, что я стащил подвеску Лайзы, моя репутация будет такой же чистой, как речной ил.
Чад казался странно оживленным и даже веселым, когда произносил эти слова с таким малосимпатичным содержанием, и Лайза взглянула на него озадаченно. Он встал с канапе, заявив, что после недельного отсутствия у него скопилось много дел.
Лайза пошла с ним до холла, и, прежде чем позволить Селкирку проводить его, он остановился и взял ее руку.
– Насчет подвески… – начал он, но Лайза поспешно его перебила.
– Все не так плохо, как может показаться, Чад. Это всего лишь кучка ограниченных, мелочных и злобных людей, которые нарочно разносят по городу слухи о вашей так называемой краже.
– Да, – сказал он, рассуждая вслух. – Хочется верить, что это только маленькая кучка, но она исключительно речиста.
Он так выразительно посмотрел на Лайзу, что у нее перехватило дыхание. Он сделал движение, словно хотел поднести ее руку к своим губам, но внезапно остановился, и уже в следующее мгновение в выражении его лица произошла резкая перемена. Чад выпустил ее руку.
– Думаю, я должен быть благодарен, – сказал он холодно, – что вы, по крайней мере, не в их числе.
– Чад! Как вы можете! Разве я…
– А почему бы и нет? – его зеленые глаза приобрели уже знакомый оттенок мутного бутылочного стекла. – В конце концов, я мишень для всякого, кому захочется ткнуть в меня пальцем. В последний раз, когда сплетники захлебывались от восторга, смакуя мои будто бы доказанные грешки, вы почти были на их стороне.
Лайза побледнела, как мел, но резкая отповедь, которая была уже у нее на губах, осталась несказанной из-за появления Селкирка. В следующую минуту Чад резко повернулся и, прежде чем она смогла найти ответ, вышел из холла. Какое-то время Лайза стояла, словно остолбенев, а потом, вместо того чтобы вернуться в гостиную, бросилась вверх по ступенькам в свою комнату, где в слезах упала на кровать.
Она чувствовала себя раздавленной его словами. Он с таким же успехом мог бы ударить ее. Господи! Как она могла быть такой глупой! Как могла подумать, что его чувства к ней потеплели? Ее по-детски упрямая выходка, когда ей так захотелось вернуть его любовь, ну хоть просто привлечь внимание, тогда, много лет назад, во время их ссоры, – она была неправильно понята им, и никогда больше он не будет ей доверять! Конечно, она ничем не может доказать ему свою веру и преданность.
Но, с другой стороны, думала Лайза, почему она должна ему что-то доказывать? Выворачивать перед ним наизнанку свою душу? Разве сам он все это не может увидеть? Не хочет? Как мог он хоть на секунду подумать, что она его предала? А может – и от этой мысли она похолодела – может, он не хочет возврата страстного чувства их прежней любви? Конечно, он ее поцеловал – это же было, но он ясно дал понять, что его объятиями она обязана совсем не любви. Лайза чуть не застонала. Ничего, ничего… А ей все равно! Если уж он решил похоронить все то, что было между ними, – ради Бога, она с радостью сделает то же самое. Ну конечно! Пока он не попался ей на улице три месяца назад, она даже и не вспоминала о нем!
Лайза подошла к окну и стала беспокойно смотреть туда, где июньское солнце набросило кружевную испанскую мантилью теней на странно притихшую площадь. Ну, даже если все и так, размышляла она, но в душе она была вынуждена допустить, что все иначе, – все же он безо всяких усилий отвоевал часть ее души, которая грозилась превратиться из части в единое целое. И тут все защитные ухищрения Лайзы рухнули, как карточный домик. Помоги ей Господи! – потому что она безумно влюблена в Чада Локриджа.
Она почувствовала, как ее слезы рвутся наружу. Может, Чада и тянет к ней физически, и – видит Бог – она тоже хотела его, точно так же. Но сущность ее желания заключалась в том, что ей хотелось разделить с ним его жизнь – ее лучшие и худшие времена, смех и боль, радости и горести… И дети… Его дети… Она так хочет иметь от него детей! Господи Боже, она так жаждет его – всего его!
Она зарылась в подушку, плача от бессилия. Но что же ей делать теперь? Ходить за ним, как собака в ожидании подачки? Жадно ловить его случайную ласку? Да она лучше умрет! Пытаться завлечь его своими чарами? Ведь ей так часто говорили, что она прелестна. Лайза обернулась, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Да, наверное, это правда. Ей постоянно твердили, что она умна и находчива. Ну и что из того? Чад не раз видел ее, когда она просто была в ударе, и, однако, это его никак не задело.
Лайза в отчаянии отвернулась от зеркала. Что ж, пусть будет так – как ей это ни больно. Она много лет жила без любви – проживет и еще. Лайза заморгала, сдерживая слезы, готовые хлынуть наружу. Она не плакала из-за Чада Локриджа – и из-за кого-то другого – шесть лет, и она проклинала себя за то, что не удержалась сегодня. Ее жизнь была насыщена делами, и у нее нет времени обливаться слезами из-за самоуверенного пирата с зелеными глазами и волосами цвета бренди. И из-за своих чувств, от которых она просто погибает. У нее много важных неотложных дел. Проекты, которые нужно обдумать. Важные сделки.
Расправив плечи, она вышла из комнаты и спустилась в свой кабинет, откуда не выходила все утро.
В соседнем доме, в кабинете Чада, тоже кипели страсти. Рави Чанда не было – он отправился на кухню, чтобы разрешить возникший там небольшой спор между слугами, но Джем, ездивший вместе с Чадом в Хэдж-мур, удобно расположился в своем привычном кресле с записной книжкой наготове.
– Да, в самом деле, – весело согласился Джем, – Махоуни будет нетрудно вывести на чистую воду, и, когда это случится, он почти наверняка поведает вслух и громко немало интересного о своих трогательных отношениях с Дэвентри. Если все пойдет гладко, у нас не будет проблем с предъявлением им обоим обвинений – не только во взрыве шахты, но и в поджоге фабрики. Не говоря уже о нападении на вас неподалеку от Мервэйл-хауса.
– А как насчет подвески?
Лицо Джема расплылось в улыбке.
– Ах да, я как раз собирался поговорить с вами об этом. Я получил изрядную порцию интересной информации вчера поздно вечером. Уверен, теперь мы имеем прекрасную возможность обсудить с ним этот пикантный вопрос.
– Если отбросить предложение Рави Чанда – пригрозить оторвать ему голову в случае, если он заупрямится… что, возможно, и возымело бы эффект, – я не вижу путей заставить эту бестию признать себя виновным в преступлении. Но продолжай. Я весь – внимание.
