Руки Алека дрожали, как у юнца. Он жадно касался всех закоулков ее тела. Гладил алый шелк, но хотел добраться до белой кожи. Грубо сорвал изящный корсаж, стремясь быстрее высвободить груди. Бекки тем временем быстро расстегивала бесчисленные пуговицы жилета, стаскивала его с плеч возлюбленного.
Алек вытаскивал шпильки из поднятых над затылком волос, пропустил их сквозь пальцы, как расплавленное черное золото, и вот они уже рассыпались по спине темной волной. Потом он опустился перед ней на колени и стал жадно целовать набухшие розовые соски. Бекки прижимала его голову к своей груди, запустив пальцы в волосы Алека, стащила с него рубашку. И он, уже с голой грудью, яростный в своем нетерпении, увлек ее на пол вместе с собой. Бекки не отставала. Еще ни одна женщина не бросалась на него с такой жадностью.
Теперь оба стояли на коленях. Алек пригнул ее к обитому шелком креслу, приподнял юбки и овладел ею сзади короткими, яростными рывками. Она выгибала спину, стонала и подавалась все ближе. Алек стиснул ее бедра, ускорил движения, почти насилуя ее в животном, далеком от разума блаженстве. Оба не произнесли ни слова. Его невероятный стержень скользил в ней, как мачта фрегата, как пика улана, никогда в жизни у Алека не было такой эрекции. Он ласкал нежные выпуклости ее ягодиц, потом провел рукой по спине, зажал в кулаке массу рассыпавшихся волос, чуть оттянул назад ее голову. Не сильно. Просто чтобы знала, кто здесь хозяин. Бекки застонала от бессилия и блаженства, покоряясь его владычеству, может быть, против своей воли.
Алек прикрыл глаза, наслаждаясь тонкими ощущениями, которые дарило ее тело, бархатной кожей, внутренним огнем. Он гладил теплые, мягкие изгибы спины, чувствуя, как собственное его тело наполняется неземным счастьем.
— О, Бекки, Бекки… — Алек обнял ее за тонкую талию и осыпал горячими поцелуями спину Бекки, ее плечи, затылок.
Каждым движением своего тела, собственническими объятиями, пальцами, глубоко погружавшимися в плоть ее бедер, каждым рывком в глубь ее лона, даже следами зубов, оставленными на нежных плечах Бекки, он говорил ей, что никогда ни за что и никуда не отпустит ее. «Ты моя», — шептал он.
— Да, Алек, да! Не останавливайся!
— Никогда, Бекки, никогда!
Она увлекла его за собой, когда раскаленная игла кульминации пронзила все ее существо. Тело ее сотрясалось от сладких спазмов и в судорогах колотилось о бедра Алека. Кожа сделалась горячей и влажной.
Алек погрузил лицо в ее волосы и слепо следовал за нею в страну забвения. Несколько последних мощных бросков, и вот он уже в другом мире, где существовали лишь эта женщина, наслаждение и блаженная темнота.
— Бекки… — выдохнул он, пока она затихала в его руках. Он едва мог приподнять веки. По лицу скатывались капли пота. Объятие его постепенно становилось .не таким властным, оно все больше выражало смиренную благодарность. Еще не разомкнув их связь, он ласково поцеловал плечо, в которое несколько секунд назад вонзался зубами в любовном экстазе. — Ты ангел, волшебница. — Алек наконец оторвался от нее. Бекки тихонько вздохнула. — С тобой все в порядке?
Бекки кивнула. После столь яростного соития Бекки вдруг охватило смущение. Алек заметил, как она залилась краской, и усмехнулся. Она восхитительна, в ослеплении думал он.
— Иди сюда. — Он попытался немного привести в порядок ее разорванное платье, застегнул панталоны и с тревогой заглянул Бекки в глаза. — Хочешь поговорить сейчас?
Бекки приподняла отяжелевшие веки, поймала его взгляд.
— А ты?
Алек мрачно кивнул. Может, если он перестанет убегать от своих демонов, а смело посмотрит им в глаза, прошлое утратит свою страшную власть над ним? Да, настало время покончить с этим и открыто принять последствия прошлых поступков.
Бекки взяла его лицо в ладони, прислонилась щекой к его щеке. Ее длинные ресницы щекотали ему кожу.
— Алек, что бы это ни было, вместе мы справимся.
Он обнял ее, прикрыл глаза и стал молиться, чтобы это не оказалось просто красивыми словами, потом, держа на руках Бекки, поднялся на ноги.
Она сомкнула руки у него на шее и не отводила взгляда от его глаз, пока Алек медленно нес ее по лестнице вверх, в их летнюю спальню.
— Я вырос, привыкнув только к победам. Победы… Да, я всегда был победителем. Но видишь ли, года полтора назад я попал в полосу неудач за карточным столом. Очень… впечатляющую полосу, надо сказать.
Несколько секунд он помолчал, потом начал свое признание. Его низкий голос долетал до Бекки из плотной тени с его стороны летней кровати. Они оба переоделись на ночь, и каждый лег на свой отдельный матрас их разделенной надвое кровати, которая уже послужила молчаливым свидетелем множества ночных перешептываний.
Комнату заливал лунный свет, легкий ветерок шевелил шторы. Бекки повернулась на бок и вглядывалась в мускулистый силуэт Алека.
— «Фараон» и кости, — продолжал он, тяжко вздыхая. — Азартные игры стали для меня сладким ядом. Там нет никакой стратегии. Просто выкладывай деньги и смотри, что с ними будет. Мне нравилось выигрывать именно в таких играх.
— Почему?
— Не знаю. От этого я чувствовал себя… избранником судьбы. Возлюбленным богини удачи. Мессией, как бы абсурдно это ни звучало. — Зашуршала подушка. Это Алек покачал головой, глядя на раскинувшийся над головой балдахин. — Но, как можно догадаться, если, выигрывая, я считал это благословением, то, начав проигрывать, стал ощущать себя проклятым. Я продолжал думать, что все могу повернуть вспять. Как будто это была проверка, некое испытание. Я не желал бросать. Еще один поворот диска, одна карточная сдача. Я маниакально стремился возвратить свой золотой статус.
Он снова лег на спину, заложил руки за голову и стал смотреть в темноту.
— Чем больше я трепыхался, стараясь поправить дело, тем хуже становилось положение. Беда уже начала обретать форму, но я отказывался признать поражение. А потом дела пошли совсем… интересно.
— Что произошло?
— Некоторые из кредиторов прослышали о моем положении и стали буквально колотить в дверь. Я занял у друзей все, что можно, и ничего не вернул. Я не мог заставить себя попросить еще хоть пенни. Даже у разорившегося картежника есть гордость. Я был так зол на себя, так себе противен! — Голос Алека зазвучал тверже. — Судебные приставы поджидали меня у дверей, чтобы оттащить в долговую тюрьму. Бекки молча слушала.
— Знаешь, я понимал, что если позволю запереть себя в тюрьме, это будет конец лорда Алека Найта, капитана лондонских повес, — цинично проговорил он. — Плохо уже и то, что удача необъяснимым образом от меня отвернулась, я проигрывал каждый день, но долговая тюрьма превратила бы меня в изгоя общества. Светская жизнь может быть пустой, но, видит Бог, другой жизни я не знаю. В то время я был не в состоянии ясно мыслить, — признался он в темноте. — А потому я пошел и сделал нечто… невероятно глупое.
