Декораторы из цветочного магазина лихорадочно сновали по квартире, греческие повара трудились не покладая рук, музыканты устанавливали свои пюпитры, а Энн посреди всей этой кутерьмы беседовала с претендентками на должность ее личной горничной. Она успела забыть, что Робертс именно на этот день назначил встречу с ними. К счастью, все произошло очень быстро — она сразу выбрала Елену. Женщина тридцати шести лет, старшая среди пришедших кандидаток, она была опытнее остальных, а самое главное, была наполовину гречанкой и говорила на языке, который Энн твердо решила изучить. Энн понравилось мягкое, спокойное выражение ее лица.
Тем временем с квартирой происходили чудесные метаморфозы; одно блюдо за другим торжественно перекочевывало из шумной кухни в зал; бар наполнялся разнообразными напитками, а оркестранты обсуждали с Энн репертуар, который они собирались исполнять… По мере приближения начала вечера возбуждение Энн росло и достигло апогея, когда Фиона вручила ей копию списка гостей.
Энн просмотрела аккуратно напечатанные ряды имен — и сердце ее упало.
— О, Фиона, что я наделала! — воскликнула она, с беспокойством глядя на секретаршу. — Эти люди будут в ужасе. Они ожидают шампанского и черной икры, а им подадут кебаб и греческую рецину.
— Миссис Грейндж, я уверена, что они будут в восторге! — утверждала Фиона, хотя и с сомнением в голосе.
Вторично прочитав список приглашенных, Энн отнюдь не успокоилась. Все это были важные персоны из мира политики, финансов, театра, кино и телевидения… Не было ни одного имени, не связанного с богатством или известностью, а то и с обоими сразу.
— А мистер Георгопулос, что, по-вашему, скажет он на все это?
— Он тоже будет в восторге! Честное слово, миссис Грейндж, я уверена, что этим людям до смерти надоели шампанское и икра, так что ваш вечер будет для них чудесным сюрпризом.
«Девушка пытается сама себя уговорить, что все будет хорошо», — подумала Энн, слушая неуверенный голос Фионы.
Наконец, усталая и взволнованная, Энн направилась к себе, чтобы не торопясь принять ванну и немного поспать. На постели лежал Алекс со скучающим и раздраженным видом.
— Могу я теперь выйти из тюрьмы? — мрачно спросил он. — Должен же я знать, что происходит в доме!
— Нет, еще нельзя. Я тебе сказала: это сюрприз!
— Ненавижу сюрпризы!
— Ты говоришь как избалованный ребенок!
— А ты — как генерал, командующий армией!
Она засмеялась:
— А я и чувствую себя генералом!
— Иди ко мне! — распорядился Алекс.
— У меня нет времени! Да и у тебя тоже, кстати.
— Можешь разыгрывать генерала сколько тебе угодно, но только не в нашей спальне. Здесь командую я! Ну давай же, иди сюда, — смеясь, потребовал он.
Она прилегла рядом с ним. Смешно было делать вид, что она куда-то спешит. Не было у них на свете ничего более важного, чем их любовь…
Для сна уже не оставалось времени. Энн приняла ванну и надела свое красное платье. Взявшись за руки, они вошли в большой зал, и при их появлении оркестр бузук заиграл звонкую музыку греческих островов.
Алекс обвел взглядом зал, увидел цветы, оркестр, официантов в национальных костюмах, но ничего не сказал. Они прошли в столовую, и он осмотрел большие столы, уставленные блюдами с едой. Ноздри у него раздулись, когда он почувствовал доносящийся из кухни запах жаренного на углях мяса. Энн взволнованно ждала, что он скажет. Его глаза сверкали. Он повернулся к ней и крепко обнял.
Фей приехала одна. На ней было длинное облегающее платье из темно-синего крепа, а поверх него короткий, расшитый блестками жакет, искрившийся всеми цветами радуги, когда она поворачивалась из стороны в сторону, пораженная открывшейся перед ней картиной. Энн смотрела на Фей с гордостью и легкой, привычной завистью, которую всегда внушала элегантность дочери, не стоившая ей, казалось, никаких усилий.
— Ты выглядишь замечательно, Фей. Такой шик! Но у тебя усталый вид.
— Ах, мамочка, перестань обо мне беспокоиться! Я укладывала вещи для переезда.
— Ты решила прийти одна, без твоего друга? — спросила Энн, понимая, что вопрос излишний.
Фей упоминала иногда о мужчинах в своей жизни, но Энн вдруг с удивлением подумала, что никого из них никогда не видела. Она надеялась, что сегодня это произойдет.
— Он выдохся, как все они, — пожала плечами Фей с безразличным видом. — Питер, к сожалению, не придет, мама. Салли очень хотелось побывать на этом вечере, и мы обе старались уговорить его.
— Не имеет значения, дорогая. Ты ведь здесь! — Энн обняла дочь.
— Как ты хороша сегодня, мамочка! — воскликнула Фей. В ее голосе, как показалось Энн, прозвучало удивление. — Тебе нельзя дать твоих лет, ты настоящая красавица!
— Ваша мать всегда очень красива, Фей! — с упреком заметил подошедший Алекс.
— Но не так, как сейчас, Алекс, нет, далеко не так! Просто удивительно, как вы ее изменили!
— Я не изменил ее, а просто заставил вас всех увидеть, какая она на самом деле.
Поверх головы Фей он улыбнулся Энн, и она сразу почувствовала слабость в ногах: столько интимности было в его улыбке.
В это время приехали Лидия с Джорджем. Осмотревшись в огромном зале, полном знаменитостей, Лидия на миг утратила дар речи, потом воскликнула:
— Ну и ну, Энн, вот ты куда забралась! Как только тебе это удалось? Обожаю известных людей! — И она устремилась в зал.
Оживление нарастало. Шум усиливался. Еда поглощалась с видимым удовольствием. Официанты принесли новую порцию бутылок. Оркестр играл не умолкая.
На минуту остановившись у окна, Энн порадовалась успеху своего замысла. Она не отрывала глаз от Алекса, возвышавшегося над остальными мужчинами. Он смеялся и оживленно жестикулировал, держа в одной руке палочку шашлыка, а в другой — большой стакан, полный вина.
— Вы Энн? — произнес рядом с ней чей-то голос, заставивший ее вздрогнуть.
— Да.
Обернувшись, она увидела высокую стройную женщину лет двадцати с лишним, одетую в восхитительное сверкающее платье, нежные цвета которого начинали при малейшем движении переливаться, составляя замысловатые узоры. Энн сразу почувствовала, что ее наряд создан одним из знаменитых модельеров, — это было настоящее произведение искусства, а не просто роскошный вечерний туалет. Блестящие темные волосы незнакомки спускались гораздо ниже плеч и змеились, будто наделенные собственной жизнью, в то время как их владелица стояла, слегка покачиваясь. Энн прикоснулась к собственным волосам, как это свойственно большинству женщин при виде роскошной шевелюры, доставшейся другой, и подумала, что, может быть, не стоило так коротко подстригаться. У молодой женщины были длинные изящные руки с безукоризненным маникюром. На ее пальцах сверкали драгоценные кольца, а ногти были покрыты ярко-красным лаком. Вся она казалась олицетворением современного стиля. Рядом с ней Энн почувствовала себя какой-то серой, а платье, так восхитившее ее на Рождество, нашла аляповатым и далеко не изысканным.
