Гарри скривился.
— Вы ждете, что я поеду на бал?
— От нас ждут, что мы будем танцевать.
— Я умею танцевать, — возразил он. — Веллингтон настоял. Я просто думал, что, поскольку я больше не в армии, мне уже не придется изображать галантного кавалера на балах.
Кейт повернулась к нему:
— Это так неприятно?
Гарри вспомнил обо всех своих планах, о тех, которые давно и тщательно обдумал, о тех, которые поклялся осуществить среди безумия сражения. Кейт прошлой ночью видела его рисунки, но не знала всего. В мечтах он оказывался один там, где мог наслаждаться тишиной, где не было людей, полагавшихся на него, и тех, за кого он должен был отвечать. Где кровавые картины сражения могли бы раствориться в воздухе пустынных залов заброшенных зданий. Танцы, которые он предполагал увидеть, не имели ничего общего с вальсом.
— Я допускаю, что могу привыкнуть к этому, танцуя с хорошенькой женщиной, — увильнул он от ответа. Взглянув на Кейт, он понял, что ему не удалось одурачить ее.
— Очень скоро, — сказала она, как если бы прочитала его мысли, — нам придется обсудить наше будущее.
— Да, конечно. — «Но не сейчас, — хотелось ему сказать. — Сейчас позвольте мне наслаждаться неожиданным, удивительным образом наступившим покоем. Дайте мне больше времени, чтобы вытащить жену из пугающего мрака».
— Когда вы рисовали в воображении картину будущих путешествий, — сказала она, сделав глоток вина, — вы видели рядом с собой жену?
— На самом деле, — Гарри укрепил себя глотком вина, она заслужила правду, — нет.
Она помолчала.
— В ваших помолвках обнаруживается больше смысла. Я еще сильнее довольна тем, что вмешалась. Иначе те две девушки остались бы чахнуть.
Гарри не знал, как он оказался втянутым в этот разговор.
— В отличие от вас?
— Чахнуть, — сказала она, величественно подняв бровь, — это не для меня.
Гарри заулыбался.
— Мне это хорошо известно, Кейт.
Она долго сидела, попивая вино, глядя в окно, за которым тянулся хмурый день. Гарри знал, что нужно прекратить этот разговор, увести его в сторону от опасного направления. Однако что-то мешало ему открыть рот.
— Тогда вы должны сделать это, — вдруг сказала она, все еще глядя в окно.
Он притих.
— Что сделать, Кейт?
— Оказаться как можно дальше от ночных кошмаров. Ходить по далеким дорогам и изучать величественные города и вечные сооружения. Дайте себе второй шанс осуществить вашу мечту.
Гарри стало трудно дышать. Даже голова закружилась. Она предлагала ему все, чего он когда-либо хотел. Ему следовало бы поцеловать ее, вскочить и убраться вон. Вместо этого он выдавил из себя улыбку.
— Может быть, мы вначале найдем предателей? Я чувствую, что не стану героем, если оставлю вас на убой просто потому, что мне не терпится зарисовать базар. Я бы отказался от этого даже случись что-нибудь с Веллингтоном…
Кейт повернулась к нему, в раздумье наморщила лоб.
— Но разве вы не видите? Всегда будет что-то. Правительство, я или Исткорт или… Ну, не знаю. Однажды вы обнаружите, что шанс упущен. Я не вынесу этого.
Гарри вскинул голову:
— В самом деле?
Вид у Кейт был возмущенный, как если бы она не могла поверить, что он сомневается в ее словах.
— В самом деле.
Он снова должен был выбирать. А он не мог.
— Вот что я скажу вам. После того как вы окажетесь в безопасности, я пересмотрю свои планы. Особенно если вы так хотите выкинуть меня вон. — Гарри потер виски. — Я не стал бы вас винить. Я ни черта не понимаю в тюльпанах.
Кейт опустила голову, испытывая непривычную неуверенность.
— Я уверена, вам лучше не оставаться со мной.
Отставив свою рюмку, Гарри повернулся к ней.
— Может быть, и так, — сказал он, беря ее пальцами за подбородок. — Но я бы хотел получить возможность убедиться в этом.
Глаза у нее сделались огромными и блестящими. В них застыло странное выражение, как если бы она долгое время задерживала дыхание. Он не знал, что так задело его, было ли это выражение привязанности или отчаянная попытка сопротивления. Он поцеловал ее в шею. Она вскочила.
— Ш-ш-ш, — произнес он, удерживая ее. — Я практикуюсь.
— Вы слишком… фамильярны, — запротестовала она охрипшим голосом, вдруг успокоившись.
Ему самому вдруг стало трудно дышать. Он ощущал запах франжипана, как если бы она провела духами по горлу. Чувствовал слабый вкус соли на ее коже. Шелковые прядки ее волос касались его щеки. И вдруг его тело словно решило отбросить десять лет самоограничения.
— Гарри…
Он уткнулся в ее плечо.
— Хотите остановить меня?
— О… это нечестно.
Он улыбнулся. Его тело, игнорируя все доводы рассудка, не желало проявлять такт, терпение, контролировать себя, оно возбуждалось, твердело. Это было бесполезно, он знал. Но не мог не надеяться. Кейт выгнула шею, совсем немножко, как если бы воевала с собственным телом.
— Расслабьтесь, — учил он.
Гарри забрал у нее рюмку, поставил на стол. Но не сел рядом, а позволил своей руке осторожно провести по прекрасным выпуклостям ее грудей, наблюдая, как поднимаются и опускаются его пальцы. Он слышал ее трудное дыхание, видел, как затвердели ее соски и обрисовались под муслином платья. Боже, ему хотелось прижаться к ним губами, потрогать их языком. Хотелось пососать их, пока она не вскрикнет. Но он ограничился тем, что легонько поводил пальцами, медленно, чтобы не испугать ее.
— Вы не против? — спросил он. — Поскольку нам предстоит танцевать, я полагаю, мы будем… прикасаться друг к другу.
— Прикасаться… — Ее глаза закрывались, голова клонилась на его руку. — Да. Понимаю.
Гарри не собирался заходить далеко. Он не знал, насколько она позволит ему продвинуться. Сердце его гулко стучало в груди, пах раздирала боль. Вечером ему придется долго принимать холодную ванну.
Наклонившись, стараясь не дышать из страха спугнуть ее, он приложил губы к округлости ее груди. Ее реакция была мгновенной. Кейт, задыхаясь, стала извиваться, отталкивать его. Он мгновенно понял. Но продолжал удерживать ее. Он слышал вырывающееся у нее хриплое дыхание, видел, каким диким стал ее взгляд. Гарри знал, что не от испуга. Ее сжигал стыд. Она была унижена. Он слишком приблизился к ее ужасным шрамам.
Он знал, что может сделать только одно. Высвободив одну руку, он спустил рукав с ее плеча. Она дернулась, взглянула на него глазами большими, как блюдца. Он посмотрел вниз, на безобразный рисунок, выжженный на ее молочно-белой груди — волка с разинутой в рыке пастью, — и ему снова захотелось убить ее мужа. Ему пришлось сделать усилие, чтобы не произнести проклятие. Вместо этого он склонился над ней и снова прижался губами к ее груди, на этот раз к тому месту, где было клеймо.
