— Что ты здесь делаешь? — Тот молча встал у нее за спиной и застегнул на ней платье. — Мне не нужна помощь.
Его взгляд говорил, что помощь ей, конечно, нужна, только она слишком упряма, чтобы попросить. Затем араб взял расческу. Неужели он собирается причесать ее? Кабаи совсем не похож на служанку. Одет, как Рейн вчера, в простую рубашку, штаны и сапоги до колен. Только голова чисто выбрита.
— Рейн дома? — Кабаи покачал головой и закрепил косу булавкой. — На корабле?
Он снова покачал головой и сделал движение, будто скачет на лошади.
— Понятно. Рейн взял тебя из гарема? Он нахмурился.
— Убежал? — Кивок. — Наверное, это ужасно постоянно находиться в окружении женщин?
Араб открыл позолоченную шкатулку и вынул нитку жемчуга. Рейн оставил ей много драгоценностей, но она еще не пользовалась ни одной вещью. Кабаи надел ожерелье ей на шею и застегнул.
— Ты мне не ответил.
— Его жены слишком много болтали. — Он протянул ей жемчужные серьги. — Мне было запрещено прикасаться… И желания не было.
Толстые губы насмешливо раздвинулись, обнажив ровные зубы.
— Кто-нибудь еще знает? — Микаэла застегнула серьги.
— Только мой хозяин.
— Рейн не твой хозяин, и я тоже.
— Я живу, чтобы служить. — Кабаи поклонился и, пятясь, отошел.
Значит, есть на свете люди, которые рождены для рабства, не желают ничего другого и удовлетворены своим положением.
— Я сохраню твой секрет.
— Потому я и открыл его вам, моя госпожа. — Микаэла поняла, что в лице этого гиганта обрела друга. — Я в вашем распоряжении.
— Мне нужно послать записку… — начала она, но Кабаи уже качал головой. — Пожалуйста. Люди волнуются. — Он скрестил руки на груди, вид у него был чрезвычайно внушительный. — Тогда покорми меня. Я умираю от голода.
— Так всегда бывает после занятий любовью. Интересно, слышал ли он их прошлой ночью? Разумеется, нет.
— Говорить о таких вещах — это дерзость.
— Вы его жена. — Кабаи пожал широкими плечами. — Это ваша обязанность.
— Может, во дворце султана…
— Хозяин не обидит вас. Он ждет, пока вы его позовете.
После сегодняшнего утра она и сама в этом убедилась.
— Я видел, какое у вас лицо, когда он рядом. — Он нахмурился и вдруг показался ей чрезвычайно опасным. — Вы лжете собственному сердцу.
Она слегка наклонила голову.
— Я буду ежедневно выслушивать за утренним туалетом подобные замечания? Предупреди меня заранее, Кабаи, чтобы я подготовилась.
— Если захотите. Чудесно. Евнух-сводник.
— Я все тщательно обдумаю.
— Только побыстрее, моя госпожа. Он мужчина.
Да. И если не найдет удовлетворения с женой, не пойдет ли он искать его в другом месте? Ревность стрелой пронзила Микаэлу, она представила себе мужа в объятиях другой, и ее охватил гнев.
— Ага, — улыбнулся Кабаи.
— Ты кажешься себе очень сообразительным?
Не обращая внимания на его усмешку, Микаэла выскользнула из комнаты.
Два часа спустя, когда она хотела приготовить какую-нибудь еду для своих охранников, ее отправили с кухни. Просьба послать записку Нику оставалась без ответа, и она, возмутившись, схватила тряпку, чтобы вытереть пыль. Но Кабаи не позволил ей и повел ее, словно наказанного ребенка, в кабинет, предупредив, что госпожа должна соблюдать правила, которые установил хозяин, иначе она рискует жизнью. Хозяин. Здорово Рейн все устроил, заставив ждать его в тревоге и одиночестве, думала Микаэла, расхаживая по кабинету. Она изучила подборку книг на полках и улыбнулась, когда обнаружила том, который оставила дома недочитанным. Дома. Теперь ее дом здесь. Она читала стоя, переворачивая страницу за страницей, потом все-таки решила сесть на диван, но, промахнувшись, очутилась на полу. Боже милосердный, с отвращением к себе подумала Микаэла. Она хотела подняться, однако юбки мешали, и ей пришлось сначала встать на четвереньки.
В поле ее зрения появились сапоги, она подняла голову и увидела Рейна. Красивое лицо выражало удивление.
— Чудесное занятие. — Он присел на корточки и заглянул ей в глаза, наслаждаясь ее смущением. — «Укрощение строптивой»? Пособие для мужей?
— Нет, руководство для женщин, у которых тупоголовые супруги. Рейн!
— Да.
Она ударила его по плечу книгой.
— Тебе помочь, жена?
Микаэла презрительно фыркнула, но он поднял ее, будто она весила не больше перышка, и она положила руки ему на плечи.
— Ты сама представляешь для себя опасность, Микаэла. Неужели всех мужчин в этом доме обуревает желание дразнить ее?
— Это все, что ты можешь сказать?
— Я не мог удержаться. Прости.
У него был вид озорного мальчишки, и она улыбнулась.
— Мне не хватает моих брюк.
— Ты выглядишь превосходно и без них. Почему бы тебе просто не снять все, что внизу? Ты дома.
— Это уже слишком.
— Я бы сказал и не такое, чтобы увидеть, как ты краснеешь. — Он провел губами по ее щеке, и Микаэла чуть приподняла голову в ожидании новых ласк. — Я бы сказал, что запах твоего желания преследовал меня, и мне так хотелось попробовать его.
Рейн поцеловал ее, она выгнулась в его объятиях, яростно и отчаянно, но он, нахмурившись, отпустил ее.
— Микаэла?
Страх. Он чувствовал его.
— Нет, нет, — пробормотала она и закрыла глаза, чтобы прогнать воспоминания. — Прости меня.
— Поговори со мной, малютка.
— Мне нужно передать записку Нику. Рейн понимал, что она лжет.
— Нет.
— Тогда приведи его ко мне.
— Рискуя при этом вашими жизнями? Ни за что.
— Рейн, я должна…
— Ты должна оставить моих людей в покое и не склонять их к тому, чтобы они нарушили приказ.
— Для молчаливого человека у Кабаи слишком длинный язык. Кассандра и Эрджил будут волноваться.
— Это плата за шпионаж, — беспечно пожал плечами Рейн.
Он был прав, как всегда, и Микаэла, раздраженная напоминанием, принялась ходить по комнате. Задержавшись у письменного стола, она взглянула на разбросанные бумаги.
— Не трогай, — предупредил Рейн, но она уже протянула руку к листу дорогого пергамента.
— О Боже! С какими силами ты борешься на этот раз? Несмотря на его попытки закрыть написанное, Микаэла успела прочесть единственную строчку: «Я знаю, что вы убили Кэтрин».
Рядом лежала печать, от которой тянулись капли застывшего черного воска.
— Я сказал — не трогай, Микаэла.
— Ты уже отослал их? Что это?
— Приманка.
— Не делай этого. — Она схватила его за руки.
— Волнуешься?
— Да. Мне кажется, что ты совсем лишился рассудка.
— С меня еще не сняты подозрения, а это означает, что за каждым моим движением следят и я не смогу защитить тебя, если моя свобода будет находиться под угрозой.
