Она сняла крышку со своей корзинки, и помещение наполнилось ароматом. Амали втянула воздух носом.
— Пирожные с медом? — спросила она, перестав плакать.
— Они приготовлены по английскому рецепту моей матери, — сказала Деирдре. — Пирожные удались Сабине почти так же хорошо, как маме Адвеа… Ты помнишь, как мы когда-то таскали пирожные с кухни?
На залитом слезами лице Амали промелькнула улыбка, и Деирдре с удовольствием увидела, как она жадно потянулась к корзине. Сабина жаловалась на то, что Амали несколько дней не прикасалась к еде.
— Мне очень жаль, — произнесла Амали еще раз. — Я не должна была оставлять вас без помощи. Вчера ведь было церковное собрание, правда? А кто зашнуровывал вам корсет? Сабина? И ваши волосы…
Деирдре махнула рукой:
— Что касается корсета, Нафия прекрасно умеет его затягивать. А прическа, в конце концов, должна была произвести впечатление не на губернатора, а на эту ужасную Фабьенну Роше. А та считает фривольным все, что находится по другую сторону ее монашеской накидки. Все было не так уж плохо. Лучше расскажи мне, что сказал Ленни. Он не вернется?
Это была скорее констатация факта, чем вопрос, однако у Амали все же развязался язык. Снова всхлипывая, она рассказала о своем визите в портовый квартал.
— Ленни плохой муж! — сказала она в конце концов. — И к тому же дурак!
Деирдре пришлось взять себя в руки, чтобы не рассмеяться. И все же у нее вырвалось:
— И это для тебя новость?
Амали удивленно посмотрела на нее:
— А для вас — нет? А я всегда думала… Ну да, Ленни медлительный, но очень умный и вообще…
Деирдре глубоко вздохнула:
— Амали, каждый, кто хоть раз сталкивался с ним, считал его глупым и ленивым. Мы взяли его сюда только ради тебя, несмотря на то что Квадво боялся, что для лошадей это будет очень плохо. И разве ты не заметила, что Виктор каждую ночь сам проверял плиту в кухне, чтобы Ленни ненароком не сжег весь дом?
Амали сверкнула глазами.
— Но… но ты должна была сказать мне об этом прямо! — возмущенно воскликнула она, на секунду забыв вежливое обращение на «вы», которое было необходимо в разговоре с хозяйкой.
Деирдре улыбнулась.
— Ты ведь все равно бы мне не поверила, — примирительным тоном проговорила она. — Ты была влюблена, и это естественно, что…
— Ты все равно должна была сказать мне об этом! — настойчиво повторила Амали. — Пойми меня правильно: это было очень мило со стороны хозяйки, взявшей в дом глупого, ленивого негра лишь для того, чтобы доставить мне удовольствие. А вот моя подруга Деирдре должна была бы сказать мне об этом!
Деирдре виновато подняла руки:
— Я не хотела причинять тебе боль, Амали. Никто этого не хотел, ни Сабина, ни Нафия.
— Сабина не является моей подругой, а Нафия еще слишком мала. Но ты… ты… Подруги говорят друг другу правду. Или, по крайней мере, стараются это делать.
Взгляд Амали был укоризненным, но она тем не менее потянулась за следующим пирожным. Значит, она была близка к тому, чтобы простить Деирдре.
Деирдре вздохнула:
— Ну, прекрасно, в следующий раз я тебе об этом скажу. Если следующий раз будет. А теперь давай забудем эту историю, ладно? Прежде всего ты наконец перестань плакать. Этот парень того не стоит. Пусть он будет счастлив со своей портовой проституткой!
На следующий день Амали, как и обещала, снова явилась на работу. Вскоре она стала строить глазки продавцу молока Джоли, молодому человеку, всегда пребывавшему в хорошем настроении, с кожей цвета кофе со сливками и горящим взглядом.
— Скоро у тебя не будет личной служанки, — предрек Виктор в разговоре с женой, когда заметил это. — Если Джоли женится на Амали, то она уйдет от нас. Я боюсь, что она так же, как и Ленни, мало дорожит узами брака. Ты не могла бы поговорить с ней об этом?
Деирдре помедлила с ответом.
— Я не являюсь ее наставницей и не считаю эти узы такими уж важными, — заметила она наконец. — Как хозяйка Амали я буду сожалеть, если она уйдет, но она — свободный человек. А как ее подруга я тебе скажу: Джоли — симпатичный парень, и, слава богу, не дурак!
Глава 7
— Ты опять не хочешь пойти с нами к девочкам?
Санчес добродушно ткнул Бобби в бок. Он задал вопрос, хотя ответ уже знал. Бобби и в этом порту не присоединится к ним, когда вся команда во главе с жизнерадостным квартирмейстером корабля «Морская дева» отправится в поход по борделям.
Маленький худощавый канонир даже не переоделся для выхода в порт. На Бонни была ее обычная одежда, которую она носила на борту, — короткие широкие полотняные штаны и клетчатая рубашка, в то время как Санчес, Джеф и другие пираты перед выходом на сушу оделись понарядней. Санчес облачился в бриджи и парчовый жакет с треуголкой, а Джеф демонстрировал шелковую жилетку и жакет, а также белоснежную рубашку с рюшами, к ним — бриджи и чулки, а также туфли с серебряными пряжками.
Бонни робко улыбнулась и покачала головой:
— Нет, Санчес, в этом нет необходимости. Я лучше раскину старую ловушку и, посмотрим, может быть, найду для нас хороший жирный трофей…
В то время как Джеф за эти два года, проведенные на борту «Морской девы», превратился в крепкого мужчину с огромными мускулами, Бонни по-прежнему была похожа на мальчика, который только что сбежал от своей семьи. При выходе на сушу она вскоре научилась извлекать из этого пользу. Она шлялась по портовым кабакам и спрашивала, не нужен ли юнга на какой-нибудь корабль. И как бы между прочим выведывала, чем загружены те или иные корабли и по какому маршруту они будут плыть.
— Ну, тогда удачи тебе, — сдаваясь, сказал Санчес. — Хотя на самом деле я не могу этого одобрить. Ты ведь тоже можешь себе это позволить, малыш! Два года без баб! Это вредно для здоровья.
Питч, одноногий кок, захихикал:
— Ну, та скачка, которая была у него в последний раз, тоже не очень полезна для здоровья.
Бонни явно смутилась, а пираты засмеялись и засвистели, когда заметили это. «Французскую болезнь» мог подцепить любой мужчина, и они это понимали.
Бонни рассердилась на себя за то, что все еще стыдится того, чего стыдиться не следовало. В конце концов, она не болела венерической болезнью. Если она и сказала об этом, то это было сделано для маскировки. Предположения пиратов о том, что она страдает заболеванием, которое испанцы и англичане называли «французским», а французы «испанским», помогли ей выжить на борту «Морской девы». Бонни по-прежнему притворялась мужчиной — впрочем, это оказалось не такой уж трудной задачей, как боялась она поначалу. Пираты почти никогда не раздевались, а широкая одежда, которую они носили на корабле, могла бы скрыть и гораздо более женственные формы, чем у Бонни. Отсутствие бороды и усов матросы объясняли молодостью, а для того, чтобы мочиться, Бонни раздобыла трубочку, которую всегда носила с собой. Немного потренировавшись, она научилась направлять в нее струю мочи, и под прикрытием полурасстегнутых широких штанов это выглядело вполне натурально.
