— Амелия, немедленно извинись перед лордом Армстронгом, — приказал Гарри Бертрам дочери самым суровым тоном.
Она прямо и отважно встретила взгляд Томаса.
— Прошу прощения, милорд, что вам пришлось солгать из-за меня. Мой отец никогда не стал бы говорить обо мне с похвалой, но, возможно, вы этого не знали, и потому можно счесть вашу ложь безобидной. Но я не солгала и все же прошу прощения. Как мне стало известно, есть такая правда, которую ни в коем случае не полагается произносить в изысканном обществе.
Мисси издала пронзительный писк, а Гарри произвел какой-то не поддающийся определению горловой звук. Томас не осмеливался пошевелить ни одним мускулом, опасаясь, что если раскроет рот, то просто уничтожит наглую ведьму, стоящую перед ним, или по крайней мере задаст ей хорошую трепку, которой она заслуживала.
— Отец, полагаю, я принесла извинения. Есть тут еще джентльмены, которым ты хотел бы меня представить? — спросила леди Амелия невозмутимым тоном.
Лицо у нее при этом оставалось бесстрастным.
Гарри обратил к небесам умоляющий взгляд — будто просил об избавлении от собственного дитяти. С пылающим лицом он пробормотал слова извинения и поспешил увести дочь.
Мало того, что эта маленькая дрянь разозлила его, она еще и выставила его дураком, и это напомнило ему другую аристократическую особу такого же возраста.
В двадцать один год он был охвачен эйфорией первой любви. Но леди Луиза Пендерграсс (так ее звали до брака с герцогом Бедфордом) довольно скоро излечила его от этой болезни. Она преподала ему урок предательства и лживости, свойственных женщинам, урок, который он отлично усвоил и никогда не забывал.
Томас усилием воли вытеснил из памяти мысли о ней. Ошибки лучше оставлять в прошлом. Тем более если этому прошлому уже семь лет. И он снова вернулся мыслями к просьбе Гарри и собственному отказу.
— Ваш кофе, сэр.
Томас резко повернул голову к двери. Он так погрузился в свои мысли, что не услышал, как вошел его лакей Смит.
— Просто поставь, его на письменный стол. Я сам им займусь.
С живостью, свидетельствовавшей о долгих годах службы, Смит сделал, как ему было велено, и поспешил удалиться, предоставив Томасу растить в себе только что возникшие зачатки вины.
Он был обязан Гарри и никогда не сможет с ним расплатиться. Томас был представлен Гарри на балу вскоре после окончания курса в Кембридже. Гарри — неистощимый источник информации, касающейся возможностей капиталовложений, — помог Томасу восстановить семейное состояние и многократно приумножить его, наполнить опустевшие семейные сундуки и превратить постоянные скачки и показы чистокровных лошадей в доходное дело. А связи Гарри с Дерриком Уэнделом помогли Томасу и его друзьям детства Алексу Картрайту и Джеймсу Радерфорду купить то, что стало теперь крупнейшей судостроительной компанией во всей Англии.
Господи! Если бы Гарри попросил его о чем-нибудь другом, он без колебаний оказал бы ему услугу. Но принять на себя ответственность за леди Амелию было чем-то совсем другим. Любой мужчина в здравом уме должен избегать женщин такого сорта, чего бы это ему ни стоило. А пока он еще не лишился ума, он будет неукоснительно следовать своему здравому смыслу и держаться от нее подальше.
Амелия поднесла к лицу свой расписной шелковый веер и, осторожно им обмахиваясь, стала оглядывать нарядно убранный бальный зал со стеклянным куполообразным потолком. Она вглядывалась в море лиц в бальном зале дома леди Стэнтон, надеясь разглядеть мисс Кроуфорд, отправившуюся за освежающими напитками. Но ее не было видно.
После того как прежняя компаньонка внезапно оставила свой пост, отец нанял на ее место новую — мисс Мелинду Кроуфорд. Все шло хорошо до тех пор, пока Амелия не выяснила, что эта женщина регулярно сообщает отцу о каждом ее поступке с точностью бригадира, докладывающего генералам о полевых позициях войск. Эта женщина была настолько бдительна, что просто странно, как Амелии удалось ее недавнее бегство с лордом Клейборо.
Но даже при наличии этого вечно следующего за ней хвоста возможность посетить этот праздник была даром небес, счастливым случаем на время избавиться от ее скучного и удручающего общества. Проведя три дня в созерцании розово-серых стен своей спальни, когда непрочитанными оставались только сухие выдержки из греческих философов, вечер вне дома казался ей подобным радуге, появившейся на небосклоне после сорока дней и ночей непрекращающегося дождя. Несколько молодых джентльменов в безупречных вечерних туалетах, черных фраках и с белыми галстуками-бабочками держались поблизости от нее и не сводили с нее внимательных взглядов. Амелия поспешно отвела от них глаза, смущенная пламенем вожделения в их взорах.
— Леди Амелия! — робко и неуверенно прозвучал из-за ее спины высокий женский голос.
Амелия повернула голову и увидела в нескольких футах от себя у задней стены мисс Дон Хокинс рядом с двумя другими молодыми леди, лица которых показались ей смутно знакомыми, — по-видимому, она встречала их прежде.
Мисс Хокинс была приятной молодой леди, более робкой, чем большинство молодых девиц, занятых охотой за мужьями. Судя по всему, мисс Кроуфорд отправилась за освежающими напитками на другой конец континента, а потому Амелия настроилась потерпеть некоторое время скромную женскую болтовню: все же лучше, чем наглые взгляды молодых самцов, явившихся на ярмарку невест и мысленно прикидывавших, какова ее цена.
— Добрый вечер, мисс Хокинс, — сказала Амелия, делая несколько шагов к девушке.
— О, пожалуйста, не называйте меня мисс Хокинс. Это звучит так официально из уст людей, которых я считаю друзьями. Зовите меня Дон, — проговорила мисс Хокинс, опуская глазки.
Амелия улыбнулась. Непосредственность Дон вносила приятное разнообразие в принятое в обществе поведение: натянутые улыбки и изъявление притворного интереса к здоровью.
— В таком случае и вам не следует называть меня леди Амелией.
Лицо Дон просияло, и она поспешила представить Амелию двум другим леди: мисс Кэтрин Эшфорд и леди Джейн Фордем.
— Мы как раз беседовали о тех мужчинах, от которых нам хотелось бы получить приглашение на танец. Уверяю вас, мы имели в виду вовсе не любого джентльмена, — добавила Дон.
Амелия ощутила острое сострадание к этим трем молодым женщинам, у которых были определенные проблемы и которые образовали прочный и доверительный союз. Ее единственная подруга Элизабет, графиня Кресуэлл, с которой она познакомилась еще во время своего первого сезона, в настоящий момент пребывала в домашнем заточении в графстве Кент, и у Амелии не было никого, с кем она могла бы подружиться.
