— …кто вы в другом месте, — продолжал он низким голосом, крепче сжимая ее, поскольку она пыталась отстраниться, — вам следует знать, что в Англии вы не можете ударить аристократа на публике.
— К вашему сведению, — тем же тоном ответила она, — мой английский язык не имеет акцента, потому что я англичанка, хотя и выросшая на Ямайке. И я ударю любого, кто оскорбляет меня.
Все ясно. Она сумасшедшая.
— Вы безумны, — сказал он громко. — Я не могу придумать другого объяснения тому, как вы со мной разговариваете.
Принцесса подняла красивую бровь.
— Если я единственная говорю вам правду, это не делает меня безумной. Просто все остальные вокруг вас трусы.
Себастьян так стиснул челюсти, что мышцы заныли.
— Я должен…
— Что вы должны, Мельбурн? — перебила она, неожиданно опустив взгляд к его рту. — Разговор со мной возбуждает вас, не так ли? — Она придвинулась ближе. — И вы ничего не можете с этим поделать? — прошептала она, снова глядя ему в глаза. В его объятиях вдруг появилась прежняя сладкоголосая соблазнительница.
Она чувствует возникшее между ними влечение так же сильно, как и он. Он подумал, что от осознания этого будет легче танцевать и разговаривать с ней, смотреть на нее. Но этого не произошло. Совсем наоборот. Кружа ее по полированному полу, Себастьян мог думать только о том, как нагая принцесса Жозефина распростерлась под ним, умоляя о милосердии и облегчении. Он никогда не терял самообладания, но сейчас…
— Ну же, герцог, вам вообще нечего сказать?
— Я предпочитаю словам действия, — выдавил он.
— Да? Какие действия?
Принцесса Жозефина Эмбри едва удержалась от того, чтобы облизнуть губы. Только взгляд Мельбурна и подозрение, что он бросится на нее тут же, в центре бального зала, помешали ей это сделать. Платье так затянуто, что она едва дышала. Весь день она ждала… его. Прикосновения его пальцев, когда он поможет ей сесть в его карету, остроумной беседы по дороге на бал — такой беседы ей очень недоставало последние три недели, когда они пересекали на небольшом судне Атлантику и компанию ей составляли только моряки и люди отца.
Прибыла его карета… пустая, без него.
— Я не желаю оскорбить ваше высочество, описывая действия, которые я воображаю, — чувственно промурлыкал Мельбурн.
Ее охватила дрожь. Он имеет понятие, как действует на женщин одним своим присутствием? Темно-каштановые волосы, локонами падающие на воротник, высокая стройная крепкая фигура, высокие скулы, точеный нос и подбородок римского аристократа, сверкающие глаза цвета грозового неба. Как он может не знать? Он может иметь любую женщину, какую захочет. Что, вероятно, и делает.
— Вы уже оскорбили меня, — сказала она, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Ответ на мой вопрос положения, наверное, не ухудшит. Какое действие вы предприняли бы против меня?
Он наклонился к ней так, что она почувствовала кожей его теплое дыхание, их губы разделяло лишь несколько дюймов.
— Вы ведь страстно этого хотите, принцесса? — пробормотал он.
Музыка оборвалась на крещендо. Все зааплодировали.
— Вам придется это вообразить, — прошептал он, касаясь ртом ее уха, и отпустил. — Поскольку в следующий раз вы будете просить разрешения коснуться меня. — Выпрямившись, он жестом указал туда, где ждали Кончита и лейтенант Мей.
Черт бы его побрал, этого дьявола!
— Вы будете сопровождать меня весь вечер, Мельбурн, — возразила она, пока он не успел скрыться. — Постарайтесь это запомнить.
Герцог изобразил поклон, достаточный, чтобы избежать оскорбления, но ясно дававший понять, что это всего лишь дань традиции.
— Конечно. — Он дал знак кому-то вне поля ее зрения. — Позвольте мне представить вас хозяевам бала, лорду и леди Элкинсам. Томас, Мэри, это Жозефина, принцесса Коста-Хабичуэлы.
— Вы оказали нам большую честь, ваше высочество, — восторженно пролепетала виконтесса, приседая в глубоком почтительном реверансе.
Вот это больше похоже на дело.
— Очень рада познакомиться с вами, — сказала Жозефина, вкладывая в слова всю любезность, в которой отказала Мельбурну. Всеми фибрами души и тела она чувствовала его, и чем больше он злился и терял контроль над собой, тем больше ей это нравилось. Не совсем тот курс действий, что рекомендовала ей мать, но Жозефина не могла отрицать, что результат волновал ее. Герцог ее возбуждал.
— Вы должны со всеми познакомиться, — продолжала леди Элкинс, потянувшись к руке Жозефины, но потом явно передумала. — Если вы присоединитесь ко мне, ваше высочество.
— Да, конечно, — ответила Жозефина и презрительно взглянула на Мельбурна: — Не удаляйтесь слишком далеко, герцог.
— Я об этом и не мечтаю, принцесса, — с холодной улыбкой ответил он.
Хорошо. Притворяется он или нет, но, по крайней мере, герцог Мельбурн понял свое место. А что касается того, кто попросит разрешения коснуться, она этим займется.
Леди Элкинс подвела принцессу Жозефину к восхищенной толпе. Себастьян направился к ближайшему окну, доходящему до пола. Окно было закрыто, но он распахнул его и вышел на каменную террасу. Весь дрожа от возбуждения, он так сжал руками гранитную балюстраду, что побелели костяшки пальцев.
— Себ?
Он закрыл глаза, стараясь успокоить дыхание и стук сердца.
— Уйди, Шей, — проворчал он.
Вместо этого он услышал хруст старых листьев под ботинками, и Шарлемань подошел ближе.
— Извини. Идут разговоры, и у меня маленькая неприятность: не могу придумать объяснение, почему ее высочество тебя ударила. Какие предложения?
— Пусть все остается как есть!
Шей прочистил горло.
— Ты уверен? А как ты смотрел на нее, когда вы танце…
Себастьян резко повернулся к брату.
— Как? — рявкнул он. Если не выпустить раздражение, он взорвется.
— О Господи! Мельбурн.
— Как смотрел, Шей? — настаивал он, сердитый, раздосадованный, возбужденный. Что эта чертовка сделала с ним? Он не мог думать здраво. Себастьян двинулся на брата. — Как?
— С вожделением. У тебя был такой вид, будто ты хочешь повалить ее на пол и… Я знаю, что дело не в тебе, но полсотни людей видели…
— Вожделение, — снова перебил Себастьян. Его обдавало жаром. Да, в этом есть смысл. — Пусть говорят что хотят. Моя репутация выдержит похотливость моего взгляда.
Поклонившись, Шей отступил назад.
— Не сердись на меня, но… Ты в порядке? Как насчет виски? Я принесу.
Герцог долго смотрел на брата.
