На мгновение все замерли, чтобы насладиться красотами этого освежающего и живительного уголка, но вскоре жадные руки уничтожили дворец из марципана, разграбили горы карамели и расхватали чаши с ликерами.
Усевшись на газонах, благородные дамы и кавалеры приступили к веселому пикнику.
Из центра, где они находились, придворные видели все пять аллей, каждая из которых была окаймлена аркадами из кипарисов, чередующихся с плодовыми деревьями в вазонах. Их ветви прогибались под тяжестью роскошных плодов, и каждый из гостей мог сорвать по пути грушу, яблоко, персик, апельсин или вишню.
В конце одной из убегающих вдаль аллей в последних отблесках света мерцала золотом статуя бога Пана; на востоке, на фоне бледно-зеленого неба темнели силуэты двух сатиров и двух танцующих вакханок.
— Какой-то добрый гений перенес нас в страну Астреи[72]! — воскликнула мадемуазель де Скюдери.
— А сейчас мы окажемся на берегах прелестного Линьона, увидим пастухов и их стада, украшенные лентами!
Вдруг ночь расцвела бесчисленными фонариками, вспыхнувшими вдоль аллей и беседок. Появились обещанные пастухи и пастушки. Они пели и танцевали, а за ними следом из-за большой скалы появились сорок сатиров и вакханок, потрясающих бубнами и тирсами. Все эти существа окружили галантную компанию и повлекли ее по направлению к летнему театру.
Король, королева, принцы крови заняли ожидавшие их коляску и портшезы и двинулись вдоль выстроившихся по сторонам аллеи лип.
Театр, где давали комедию, находился на возвышении среди открытого пространства на перекрестке нескольких аллей.
По недосмотру стражи здесь началось ужасное столпотворение. Простая публика, «жаждавшая зрелищ», почетные гости, придворные образовали плотную вопящую толпу, а присутствие сатиров и вакханок лишь усилило переполох, превратив его в настоящие сатурналии.
Ворота открылись, чтобы пропустить коляску Его Величества, но сразу же захлопнулись вновь. Портшез королевы не смог преодолеть нежданное препятствие. Напрасно носильщики кричали:
— Дорогу Ее Величеству королеве!
Никакого результата. Добрых полчаса у входа шла перебранка, и в конце концов Мария-Терезия, вне себя от гнева, смирилась с ожиданием. Наконец, король явился за ней самолично.
Анжелика в первые же минуты покинула место «боя». Здравый смысл подсказал ей, что не стоит рисковать роскошным, но уязвимым туалетом в этом кулачном бою. Она отошла в сторону от кишащего муравейника, по дороге встретив нескольких придворных, которые тоже решили переждать. Комедия будет длиться долго. Зато ночь выдалась такой приятной, а Версальский парк с его иллюминацией и нежным журчанием фонтанов в глубине рощ представлял редким зрителям не менее феерический спектакль. Анжелика наслаждалась одиночеством. Неожиданно ее внимание привлек маленький мраморный павильон, укрытый в зеленой нише, которая была усеяна бумажными фонариками, как небо звездами. Маркиза поднялась по трем ступеням и прислонилась к тонкой колонне. Ее окружали ароматы жимолости и вьющейся розы. Шум толпы отдалился.
Повернувшись, Анжелика подумала, что грезит. Белый как снег призрак склонился перед ней в поклоне у подножия ступеней. Когда он выпрямился, она узнала Филиппа.
После памятного «сражения» в сарае Анжелика еще не виделась с мужем, а близость, которую Филипп старался наполнить жестокостью, оставила в ее душе — как она ни сопротивлялась — волнующие воспоминания. Королевский двор вернулся в столицу, а маршал дю Плесси отправился на север, а затем повел армию на Франш-Конте. Анжелика знала о его местонахождении из разговоров придворных, так как, естественно, Филипп не дал себе труда написать супруге ни единого письма.
Сама Анжелика порой отправляла мужу коротенькие послания с сообщениями о Шарле-Анри и придворными новостями. Втайне она надеялась на ответ, но напрасно.
И вот, совершенно неожиданно, он оказался перед Анжеликой. Он стоял и смотрел на нее бесстрастными глазами, хотя тень улыбки смягчала его губы.
— Я приветствую баронессу Унылого Платья, — сказал маркиз.
— Филипп! — воскликнула Анжелика. Она расправила тяжелую парчовую юбку — На этом платье одних только алмазов на десять тысяч ливров.
— Когда-то у вас было серое платье с маленькими светло-голубыми бантиками на корсаже и белым воротничком.
— Неужели вы помните?
— А почему бы мне не помнить?
Он поднялся по ступеням и встал напротив, опершись об одну из мраморных колонн.
Анжелика протянула ему руку. После некоторого колебания он ее поцеловал.
— Я думала, вы в армии, — сказала Анжелика.
— Его Величество посланием просил меня вернуться ко двору, чтобы я смог присутствовать на грандиозном празднике, который он дает нынче. Я должен стать одним из украшений.
Последняя фраза была отнюдь не хвастовством, а простым согласием на роль, которую ему отвели и которую он играл с какой-то педантичной покорностью. Король желал видеть в своем окружении самых прекрасных дам и сеньоров. Конечно же, в столь знаменательный день он не мог обойтись без одного из самых красивых дворян своей свиты. «Без сомнения, самого красивого», — подумала Анжелика, разглядывая стройную фигуру, затянутую в белый атласный костюм, расшитый золотом. Рукоять шпаги также была золотой, а белые кожаные туфли поблескивали позолоченными каблуками.
Как же давно она его не видела!
— Это король приказал вам задержаться в армии? — неожиданно спросила она.
— Нет! Я попросил Его Величество оставить за мной пост командующего.
— Почему?
— Потому что я люблю войну, — ответил Филипп.
— Вы получали мои письма?
— Ваши письма? Хм! Да… кажется.
Анжелика резким движением закрыла веер.
— Вы их хотя бы читали? — с досадой спросила она.
— Что вы хотите, у меня в армии есть иные дела, чем изучать Карту страны Нежности и тому подобный вздор.
— Вы, как всегда, исключительно любезны!
— А вы, как всегда, исключительно дерзки… Счастлив видеть, что вы не сдали своих позиций. По правде говоря, я хотел сделать вам одно признание. Все это время мне немного не хватало вашего воинственного пыла. Военная кампания была довольно скучной: две или три осады, несколько стычек… Я не сомневаюсь, что вы могли бы оживить это однообразие.
— Когда вы снова уезжаете?
— Король сказал, что отныне желает видеть меня при дворе. Так что у нас еще будет время скрестить шпаги.
— А может, заняться чем-то другим? — Анжелика посмотрела мужу прямо в глаза.
Ночь была хороша, и они были так надежно укрыты в маленьком храме любви, что Анжелика обрела свою былую отвагу. Филипп вернулся. В праздничной суете он искал ее, не мог противиться желанию подойти к ней. И, прячась за иронию, сообщил, что ему ее не хватало. Может быть, они наконец вступили на дорогу, ведущую к чему-то чудесному?
Казалось, Филипп не понял намека, но вдруг он резким жестом взял Анжелику за руку и отодвинул браслеты, чтобы погладить ее нежную кожу. Потом, все так же небрежно, приподнял тяжелые ожерелья из драгоценных камней, которые обнимали плечи и шею молодой женщины.
— Эта крепость действительно надежно защищена, — заявил он. — Я всегда восхищался искусством, с которым иные красавицы ухитряются казаться почти обнаженными и при этом неприступными.
— Это — искусство одеваться, Филипп. Женские доспехи. Именно они придают особое очарование придворным праздникам. Вы находите меня красивой?
— Слишком красивой, — загадочно ответил Филипп. — Опасно красивой.
— Опасной для вас?
— Для меня и для других. Но какое это имеет значение, ведь вам это нравится. Вы трепещете от удовольствия при мысли, что играете с огнем. Легче сделать чистокровного скакуна из рабочей лошади, чем изменить природу потаскухи.
— Филипп! — воскликнула Анжелика. — Ах! Какая досада, вы опять все испортили! Ведь начинали говорить, как заправский щеголь.
Филипп засмеялся.
— Нинон де Ланкло всегда рекомендовала мне держать рот закрытым. «Вам лучше молчать, никогда не улыбаться, оставаться таким же красивым, появляться и исчезать, вот как должен вести себя мужчина вашей породы», — говаривала она. Я много потерял, перестав общаться с ней.
— Нинон не всегда права. Мне нравится слушать вас.
— Для женщин сойдет и попугай.
Он взял ее за руку, и они спустились по мраморным ступеням.
— Пение скрипок стало громче. Должно быть, театр открыл свои двери. Пора присоединяться к королевской свите.
Они возвращались по аллее, украшенной маленькими плодовыми деревьями в серебряных горшках. Филипп протянул руку и сорвал розовое яблоко с красным боком.
— Хотите? — спросил он свою спутницу.
Она взяла яблоко почти робко и улыбнулась, встретившись глазами с мужем.
