— Лучше?
— Гораздо, — прошептала она. — Но у меня немало других мест, которые тоже нуждаются в лечении. Ребра сильно пострадали.
Он положил ладонь ей на ногу и чуть приподнял сорочку.
— А там синяки есть?
Глаза ее были закрыты, и голова склонилась набок. Он чувствовал, что Эдилин напряжена. Он вспомнил о том времени, когда она вся открывалась ему навстречу, полная любви и желания. На этот раз ему придется продвигаться медленно и осторожно. А потом… Он не позволил себе думать о том, что будет потом, но где-то в глубине сознания вызревала мысль: почему бы и нет? Любовь — не та материя, что основана на логике и здравом смысле.
— А так? — спросил он. — Так больно? А тут?
Он подвинул ладонь выше и почувствовал, как она судорожно втянула воздух.
В следующую секунду он уже стянул с нее рубашку. И она осталась перед ним нагая. Он смотрел на нее глазами, полными любви и желания, а не как тогда, когда он ощупывал ее красивое тело на предмет переломов. В сгущающихся сумерках синяки ее выглядели почти серебряными.
— Я перецелую их все, — прошептал он, опустив голову к ее груди, а потом еще ниже.
Через некоторое время он почувствовал, что сопротивление ее тает. Он не торопился, целуя и терпеливо лаская ее, хотя уже давно перешел черту, когда желание превратилось в муку. Но он знал, что спешить нельзя.
Когда она застонала, запустив пальцы в его волосы, он лег на нее, боясь, что раздавит хрупкие косточки, но она потянула его на себя и обхватила ногами.
Когда он вошел в нее, она крикнула, но он зажал ей рот поцелуем, и она утихла. Еще через несколько минут оба достигли экстаза.
— Я хочу, чтобы ты мне все рассказала. Поминутно, — сказал Ангус.
Они были в его комнате, и голова Эдилин лежала у него на груди: уже почти рассвело. Они любили друг друга почти всю ночь.
— Ты хочешь сказать, что готов выслушать подробный отчет о том, как мы таскали друг дружку за волосы, пинались и кусались?
— Кусались?
— Нет, укусов не было, — сказала Эдилин и провела ладонью по обнаженной груди Ангуса. — Я не думаю, что Табита хотела драться, но она не знала, что драгоценности настоящие.
— И ты ей поверила?
Эдилин приподнялась на локте.
— И ты смеешь спрашивать меня, верю ли я Табите?! Я не поверила ей, когда она рассказала мне о тебе!
— И что она сказала? — спросил Ангус, и Эдилин передала ему слова Табиты о том, что она спала с Ангусом и что он говорил о ней, Эдилин.
— Ты не поверила ей? — нежно спросил Ангус.
— Нет. Я всегда знала, что она обманщица. Это ты верил каждому ее слову.
— Не верил! — Эдилин продолжала смотреть на него в упор, и он признался: — Ну, может, и верил.
— Она лгунья и воровка, — сказала Эдилин.
Он опустил ее голову к себе на плечо.
— Ты ясно дала понять, что о ней думаешь, но как ты догадалась, что именно она забрала драгоценности?
— Путем умножения.
— Что?
— Я помножила твой мужской ум на размер ее бюста, а после этого уже нисколько не сомневалась в правильности своего вывода.
— Мой мужской ум?.. — переспросил Ангус и бережно, помня о синяках, приподнял ее. — Я тебе за это отплачу!
— И как ты думаешь меня наказать?
— Поцелуями, — сказал он и подтвердил свои слова действием.
Но Эдилин отстранилась и стащила с него одеяло. Когда он попытался натянуть одеяло на себя, она накрыла ладонью его руку. Она хотела видеть его. Она хотела смотреть на тело, которое видела всегда укрытое одеждой.
Похоже, он понял, чего она хочет, и откинулся на подушки. Его темные глаза пристально смотрели на нее. Она положила руку ему на плечо и толкнула, требуя, чтобы он перевернулся на бок.
Спина его была широкой, с рельефной мускулатурой, обтянутой гладкой кожей. В нем не было ни жиринки. Она провела ладонями от плеч к узкой талии, а прикоснувшись к ребрам, вскрикнула. В комнате было темно, и потому она потянулась за лампой.
— Ты решила устроить мне пытку? — спросил он.
Она подкрутила лампу, глядя на его обнаженную спину. На ребрах она обнаружила шрамы, и среди них было несколько больших. Она провела ладонью вдоль одного из них.
— Откуда это у тебя?
— Пуля.
Она лишь хмуро посмотрела на него, и он криво усмехнулся:
— Мне было тогда всего шестнадцать, я еще не умел маскироваться, и…
— Под маскировкой ты имеешь в виду умение красться в траве, шпионя за людьми, которые делают зарисовки?
— Вроде того, — сказал он. — Я шел по следу воров, что украли скот, подобрался к ним слишком близко, они меня увидели и выстрелили.
Наклонившись, она поцеловала длинный шрам.
— Кто тебя лечил?
— Кенна, моя сестра.
Почувствовав, что он хочет что-то сказать, она подняла голову:
— Ты думаешь о ее новорожденном ребенке и гадаешь, кого она родила, мальчика или девочку?
— Да, детка, — кивнул он. — Ты так хорошо меня знаешь?
— Лучше, чем ты думаешь.
Она прикоснулась к другому шраму на предплечье, который выглядел как след от ожога.
— Упал в костер, когда мне было три года.
— А эти? — Справа на линии талии у него были четыре вздутия с рваными кромками.
— Шеймас столкнул меня с обрыва, и я упал на камни.
— Ах, Шеймас? Только подумать! Если бы все сложилось иначе, теперь он был бы тут со мной.
Ангус засмеялся в ответ, и она почувствовала, как он придвинулся к ней. Она стащила с него простыню и провела рукой по ягодицам, затем по налитым мышцам ног.
— Детка! — прохрипел он. — Я боюсь перед тобой опозориться.
— Ты хочешь сказать, что ни одна другая женщина не смотрела на тебя?
— Нет.
Он снова хотел повернуться, но она уперлась ладонью ему в спину:
— Подожди, я не закончила. — Она нащупала еще один шрам у него на левом бедре. — А это откуда?
— Конь протащил меня по какой-то железной штуковине. Я тогда едва не потерял ногу.
— И сколько тебе было?
— Десять.
— Я рада, что ты дожил до встречи со мной, не потеряв конечностей.
— Эдилин, мне уже невмоготу, — пробормотал он.
Она спустилась вниз, к его ступням, и села у него в ногах, любуясь великолепным нагим телом. Как все это странно, подумала она. Всю жизнь няни, гувернантки и учителя предостерегали ее от того, чтобы она не обнажала тела, но вот она здесь, совершенно нагая, смотрит на мужчину, на котором нет ну совсем ничего. И при этом совсем не чувствует себя так, словно совершает что-то предосудительное.
Она медленно скользнула всем телом по его телу, целуя смуглую кожу снизу доверху. Когда она добралась до его шеи, он перевернулся и усадил ее сверху.
