Джульетта поправила упавшие на лоб волосы и мягко погладила по щеке.
– Ты отослал горничную с грелкой, а в спальне холодно. Так что ничего не поделаешь: придется тебе согревать постель. Больше от мужа ничего и не требуется.
– Насколько помню, дражайшая супруга, служанку отослала ты, а вовсе не я.
Джульетта слабо улыбнулась:
– Только потому, что надеялась на твою близость.
Ричард улыбнулся и прижался лбом к прохладной ладони.
– В жизни не встречал замены любопытнее.
– А что, по-моему, в самый раз.
Ричард потерся о ладонь щекой. Прикосновения жены всегда казались жадными, волнующими, но сейчас хотелось тихой теплой ласки, способной проникнуть сквозь коросту боли и принести облегчение.
Они легли, и матрас просел от тяжести двух тел. Ричард чувствовал близость жены и спрашивал себя, что мешает немедленному чувственному отклику с его стороны. Может быть, чрезмерное количество бренди? Или колоссальное эмоциональное напряжение?
Он никогда и никому не рассказывал о Лили и ребенке. Никогда. И все же признание Джульетте далось без особого труда, хотя теперь он чувствовал себя непривычно открытым, незащищенным. Как бы лишенным не только одежды, но и самой кожи. На мгновение ему стало не по себе, однако она лишь уютно устроилась рядом и доверчиво положила ладошку на грудь.
После пережитых потрясений ночь должна была бы пройти без сна, однако, едва обняв жену, Ричард погрузился в туман, а вскоре уснул спокойно и крепко.
Ричард проснулся серым пасмурным утром и увидел, что Джульетты рядом нет. Судя по холодной подушке, встала она давно. Жаль, конечно, что не разбудила, но, с другой стороны, может быть, это и к лучшему. Ночные откровения оставили в душе тяжкий след.
И все же, несмотря на глубокую печаль, он твердо решил начать день в оптимистичном ключе. Наверное, пора уже смириться с давней потерей и обратиться к настоящему, суть которого составляли жена и трое ее детей.
Ричард встал и только сейчас увидел, что всю ночь проспал в парадных вечерних брюках. Хэллет выйдет из себя при одном лишь взгляде на то, что от них осталось, и заявит, что вернуть испорченной одежде прежний безупречный вид вряд ли удастся. К счастью, в гардеробной висело еще несколько официальных костюмов.
Выходя из спальни, он заметил на окнах морозные узоры и подумал, что неутомимому дядюшке Хорасу, вполне возможно, удастся организовать долгожданные развлечения. Сколько приятных забав дарит зима! Катание с гор на санках и прогулки в больших, запряженных парой лошадей санях, коньки на замерзшем пруду и даже игра в снежки.
Выбор увеселений широк.
Трудно, однако, сказать, как сам он относится ко всей этой шумной суете.
Ричард принял ванну, побрился, тщательно оделся и прямо в комнате обстоятельно позавтракал. Первым делом надо было зайти в кабинет и еще раз внимательно просмотреть формальные условия партнерства, которые сегодня предстояло обсудить с Диксоном. В коридоре, едва завернув за угол, он встретил Эдварда и Джеймса. Мальчики куда-то спешили, но остановились и настороженно переглянулись.
Ричард поздоровался первым:
– Эдвард, Джеймс. Доброе утро.
– Доброе утро, сэр.
Ответили они дружно и вполне вежливо, однако как-то испуганно попятились. Зрелище оказалось не из приятных, однако винить ребят было трудно: он не сделал ровным счетом ничего, чтобы наладить добрые отношения, хотя их выходки сносил безропотно, оставлял мелкие пакости без внимания. Хотя до конца не был уверен, что поступал правильно.
– Не знаете, где сейчас мама? – поинтересовался Ричард.
– Ушла в деревню вместе с остальными леди, – с готовностью ответил Джеймс.
– Что ж, в таком случае встречусь с ней за ленчем. – Ричард посмотрел на пасынков и ощутил досадную необходимость сделать над собой усилие и каким-то образом продолжить беседу. – А чем намерены заняться вы?
В глазах Джеймса мелькнула тревога; в надежде на поддержку он посмотрел на брата. Эдвард тоже заметно занервничал, однако быстро взял себя в руки.
– Утром у нас уроки с мистером Джонсоном, а после ленча – свободное время. Мы пойдем в церковь, чтобы помочь преподобному Абернати.
– Священнику нужны мальчики для строительства рождественского вертепа, – добавил Джеймс.
– Работка не из веселых, – посочувствовал Ричард.
– Нет, что вы! Это очень интересно, – возразил Джеймс. – Будем делать ясли, красить декорации и собирать все, что нужно для представления. – Он вздохнул и хотел продолжить, однако наткнулся на взгляд брата и осекся.
Ричард выжидал. Он и сам удивился собственной реакции на откровенное недружелюбие: почему-то захотелось во что бы то ни стало установить с детьми человеческие отношения. Вот только с чего начать?
К сожалению, мальчики, кажется, поняли его намерение и догадались о сомнениях.
Трудно было представить открытие более неприятное. Ричард считал себя экспертом в решении самых разнообразных проблем, однако ясно понимал, что с этой задачей справиться в одиночку не сможет. Попытки вспомнить собственное детство застилала пелена густого тумана. Скорее всего придется обратиться за советом к Джорджу; уж он-то способен без труда проникнуть в сознание юных сорванцов.
Молчание продолжалось и с каждым мгновением становилось все более тягостным. Во взгляде Джеймса явственно ощущалась неловкость, а Эдвард смотрел угрюмо и неприязненно.
– Должно быть, учитель вас ждет, – наконец произнес Ричард, признавая поражение.
– Да, – быстро подтвердил Эдвард.
– Что ж, в таком случае увидимся позже. – Ключевая фраза означала конец мучительного противостояния.
– Пойдем скорее, Джеймс, а то опоздаем на урок. – Эдвард окинул отчима высокомерным взглядом, в котором отчетливо читалась неприязнь, и братья скрылись за углом.
В кабинет Ричард вошел в слегка омраченном настроении. Необходимые бумаги аккуратно лежали отдельной стопкой. Он взял верхний лист и начал стоя читать, однако вскоре недовольно нахмурился: ошибка. Да, в текст закралась неточность, а ведь обычно мисс Харди отличалась безупречной аккуратностью.
Ричард взял ручку и хотел сесть в кресло, чтобы исправить досадную оплошность, однако внезапно вспомнил нервозность Джеймса. Что, если причина кроется в очередном подвохе? Он наклонился и провел рукой по мягкой коже: а вдруг на сиденье обнаружится клей, мелисса или еще какая-нибудь гадость?
