Эшли открыл, было, рот, но дядюшка Генри сделал вид, что не заметил этого и продолжал говорить.
— Все произошло из-за ремонта лесопилки. Твои работники запросили за него такую большую сумму, что мы со Скарлетт не могли с этим согласиться и нам пришлось нанять ту бригаду, которая строила у нее магазин.
Эти люди работали отменно и денег запросили вполовину меньше твоих негров. Вот нам и пришла в голову мысль, а почему бы не оставить их здесь насовсем, уж больно жалко было с ними расставаться, да и работать им было негде.
А твои негры, к тому же, прогуливали почти каждый день, да и работники они, надо сказать, никчемные. Вот мы и решили, что будет гораздо справедливее предоставить работу тому, кто больше старается.
— Но Вы могли бы хоть посоветоваться со мной — возразил удрученный Эшли.
— Если б ты видел, как эти молодцы орудовали здесь во время ремонта, то и сам бы так поступил — попробовал схитрить дядя Генри.
Скарлетт молчала, считая, что ей не стоит вмешиваться в разговор, ведь дядя Генри обещал, что сам уговорит Эшли.
В этот момент к ним подошел старый Бил и поприветствовал всех.
— Миссис Скарлетт, заказ будет готов уже завтра, можете договариваться с клиентом о вывозе. — Сообщил он.
— Хорошо, Билл, мы поговорим об этом потом, а сейчас познакомься с мистером Уилксом, — твоим хозяином. Он поправился и я теперь могу передать ему дела со спокойной душой.
Во время знакомства Эшли старался быть приветливым и вежливым, но Скарлетт чувствовала, что он не в себе и прилагает много усилий, чтобы скрыть свои чувства.
Познакомившись с командой и справившись о делах, Эшли направился к отремонтированным складским помещениям. Скарлетт последовала за ним, а дядя Генри задержался, разговаривая в это время с ирландцами.
Как только они завернули за угол небольшой конторки, от которой пролегала тропинка к деревянным складам, Эшли повернулся к Скарлетт.
— Зачем Вы все это устроили? — спросил он.
Скарлетт даже вздрогнула от неожиданности и его резкого тона.
— В чем дело, Эшли, Вам разве что-то не понравилось? — спросила она и почувствовала, что к сердцу подступает обида.
— О, нет, мне все понравилось и даже очень! И теперь осталось только сказать Вам огромное спасибо и поклониться в ноги за то, что Вы, наконец, выставили всем напоказ мою никчемность.
— Что Вы такое говорите, Эшли?
— Вы что и вправду ничего не понимаете, или только притворяетесь? — воскликнул он, и его светло-серые глаза стали превращаться в темно-стальные от негодования.
— Вся эта идея с ремонтом обеих лесопилок и сменой команды принадлежит Вам. Дядя Генри до этого никогда бы сам не додумался, да и не смог бы осуществить это так умело. И потом, я всегда чувствовал, что у Вас так и чешутся руки, чтобы добраться до лесопилок и навести там порядок, соответствующий Вашему представлению о нем. Вас этот вопрос тревожил с тех пор, как Вы мне их продали. Вы просто не могли спокойно смотреть на то, как я бесхозяйственен, правда, Скарлетт?
Он смотрел на нее с упреком и скрытой усмешкой, а она была не в силах не согласиться с его доводами и ответить, что это не так. Она как провинившаяся школьница, пойманная с поличным, не смела смотреть ему в лицо, и опустив глаза, молчала.
Эшли был прав, она действительно обскакала его на лихом коне, даже не отдавая себе в этом отчета. Ей в самом деле не давали покоя лесопилки и как только представилась возможность заняться ими, она ринулась туда, словно матрос на абордаж.
У нее болела душа о лесопилках, а не о самом Эшли. И ей было невдомек, как он будет выглядеть в ее глазах и глазах всего общества, после того, каких дел она тут успела натворить за такой короткий срок, в то время как сам он не смог осуществить этого за годы.
Она была так увлечена своей затеей и думала лишь о том, что Эшли могут не понравиться только две вещи, — увольнение негров из жалости к ним и каторжники, если они окажутся в его новой команде.
Лихо устранив эти недостатки наймом ирландцев и обещанием дяди Генри договориться с Эшли, она совершенно не подумала о том, что унизила Эшли, задела его мужское достоинство, тем самым нарушив клятву, данную Мелани, да еще втянула в это дядю Генри.
В памяти тут же возникло бледное, восковое лицо Мелани с заострившимися чертами и ее последний, предсмертный шепот:
— Доглядывай за ним, Скарлетт…но только чтобы он ни о чем не догадался.
Не догадался, не догадался…
Эти слова зазвучали в голове у Скарлетт, словно колокольный звон и эхом отзывались в сердце, вызывая чувство вины перед Мелани. Она посмотрела на Эшли с искренним раскаянием и мольбой в глазах.
— Я не хотела обидеть Вас, Эшли, — сказала она, — простите меня… Я… Вы были больны и я…
— Господи! Ну, за что Вы извиняетесь?! Я сам во всем виноват. Мне не стоило уступать дяде Генри и принимать от Вас помощь, зная, на что Вы способны. Я получил по заслугам и поделом мне.
Скарлетт стояла с опущенной головой, не зная, что еще сказать и Эшли смягчился.
— Простите, Скарлетт, мне не следовало так говорить. — Он подошел к ней и взял за руки.
— Я знаю, что Вы сделали это из лучших побуждений и в сущности, должен поблагодарить Вас. Вы проделали огромную работу и мне… ну, словом, мне стыдно, что я сгоряча наговорил Вам всяких гадостей, вместо благодарности.
…….Итак Скарлетт, наконец, подвела черту!
Она проделала огромную работу и работу хорошую, достойную восхищения и уважения к самой себе.
Подъехав однажды вечером к магазину, чтобы взглянуть, как идут дела, и увидев, что возле него толпится народ и большие парадные двери без конца открываются и закрываются, а люди входят и выходят с сумками, корзинами и торбами, наполненными товарами, она сказала себе. — Все! И почувствовала огромное облегчение.
С ее плеч был снят огромный груз напряженной работы, в которую она втянула себя с головы до ног. Она стояла и смотрела на свой новый магазин, такой большой и красивый, впервые, как сторонний наблюдатель и сердце ее наполнялось гордостью и удовлетворением.
Все, свобода! Прощайте беспокойные суматошные дни, полные забот и волнений, прощайте бессонные ночи, полные сомнений, планов и идей.
Здравствуй свобода и покой!
Наконец-то она сможет расслабиться и отдохнуть, проваляться все утро в постели если захочется и ни о чем не беспокоиться, уделить время детям, съездить в Тару и пробыть там сколько душе угодно! Ах, да чего только не захочется сделать ей теперь, когда она свободна!
За это долгое время она могла только мечтать об отдыхе, не позволяя себе даже расслабиться. Ведь всякая потеря времени влетала ей в копеечку, а их и так было немало и долгожданный покой казался просто нереальным. Иногда, вконец измотанная и зачастую расстроенная очередной неудачей, она думала, что этому строительству не будет конца, и она вечно будет печься о кирпичах, лагах, карнизах, окнах и тому подобном.