Офелия торжествующе улыбнулась:
– Я же не говорю, что у нас их нет. Раньше не было, но в этот раз хозяин с хозяйкой привезли из Нового Орлеана не только коней, но и негра. Никогда не видела таких статных негров! Видать, он многого стоит: ведь масса Льюк выменял его на своего лучшего коня!
– Могу себе представить! – Лукреция Борджиа навострила уши: разговор принимал любопытное направление. Ее интересовало все, имеющее отношение к мужчинам. – Вы говорите, он хорош собой?
Офелия зажмурилась и покачала головой, разыгрывая восхищение, граничащее с умопомрачением.
– Хотелось бы мне помолодеть лет на сорок! Даже такой старухе, как я, при взгляде на него делается не по себе. У него между ног вот такая оглобля!
– Значит, у него все на месте? – Лукреция Борджиа сгорала от любопытства, глаза у нее так и сверкали.
– Еще как на месте! Первой хозяин отдал ему Эми-Лу, так она с тех пор ходит враскорячку.
Не желая ударить в грязь лицом, Лукреция Борджиа парировала:
– У нас в Фалконхерсте таких быков пруд пруди. Сама я сплю с Мемом, слугой из Большого дома, но и другими не брезгую, когда подворачивается случай. Мем уже поистаскался, потому что не может пропустить ни одной телки. Ничего, если масса Уоррен застукает, то его так отделают кнутом, что будет помнить это по гроб жизни!
– У вас в Фалконхерсте секут рабов? – резко сменила тему Офелия. – А у нас – никогда. Хозяин все время грозится, но угрозами дело и кончается. Уж и не припомню, когда у нас кого-нибудь выпороли как следует. Ну, огреют кого-нибудь хлыстом, так ведь это пустяки.
– А в Фалконхерсте дня не проходит, чтобы кого-нибудь не выпороли. – Лукреция Борджиа была готова наврать с три короба, лишь бы произвести впечатление на собеседницу. – Масса Максвелл очень крут. Есть у него один закон: если он велел какому-то негру покрывать негритянку, то к ней никто другой не должен прикасаться, пока она не понесет. Если парочку ловят в кустах или в поле, то обоим не миновать кнута. Телок тоже секут, если они заигрывают с бычками.
Офелия выпучила глаза и разинула от удивления рот.
– У вас секут негритянок?! И вас секли?
Лукреция Борджиа тоже вытаращила глаза, давая понять, что никто в здравом уме не задал бы такого вопроса.
– Чтобы секли меня?! Что за чушь! Иногда хозяин вручает мне кнут, особенно если надо наказать негритянку, но высечь меня?! Никогда! Как это может быть, если я – правая рука массы Максвелла? Ни он, ни масса Хаммонд пальцем не пошевелят, пока не посоветуются со мной.
На кухне появился Зеб с грудой грязной посуды. С кряхтением поставив поднос на стол, он привалился к стене, чтобы отдышаться.
– Масса Льюк и другой белый отправляются в конюшню. Другой белый решил купить мерина, которым так гордится масса Льюк.
Лукреция Борджиа вскочила:
– Мне пора! Большое спасибо за угощение, мисс Офелия, мэм. Жаль, что у меня нет времени помочь вам прибраться. Я нужна хозяину.
– Если бы мы знали, что вы пожалуете, то приготовили бы что-нибудь особенное, – сказала Офелия извиняющимся тоном. – Жаль, что я не смогла угостить вас тортом или пирогом. Хозяин очень хвалит мой пекановый пирог, говорит, что нигде не едал такого.
Лукреция Борджиа сомневалась, что пирог Офелии вообще может оказаться съедобным. Она отвесила ей поклон, в котором присутствовали не только благодарность, но и сострадание, и устремилась было к двери, но прежде чем исчезнуть, спросила:
– Как зовут того молодца, которого приобрел ваш масса Льюк?
– Забавное имя, – ответила Офелия. – Первый раз такое слышу: Омар. И говорит он чудно.
– Действительно, имя странное, – согласилась Лукреция Борджиа и заторопилась к конюшне. Она была просто обязана присутствовать при столь важных событиях.
Максвелл и Льюк были так поглощены осмотром гнедого мерина, что ни тот ни другой не заметили, как Лукреция Борджиа на цыпочках прокралась в конюшню. Она боялась, что ее выдаст стук каблуков; недаром в Фалконхерсте всегда отдавала предпочтение разношенным шлепанцам, в них она могла появиться где угодно, не опасаясь быть обнаруженной. Ей повезло: шаги ее были беззвучны и она заняла позицию в углу, среди паутины, куда долетало каждое слово, но где ее не разглядели бы, даже если б захотели.
Максвелл изучал, ощупывал животное. Лукреция Борджиа знала, что в лошадях он разбирается не так блестяще, как в неграх, однако была довольна его дотошностью. Старфайер, безусловно, лучший конь в конюшне Льюка, однако в подарке для ее обожаемого Хама не должно было быть ни единого изъяна.
Затем Льюк и Максвелл перешли к обсуждению цены. Это говорило о том, что покупка – дело решенное: Максвелл никогда не начинал торговаться, не убедившись, что сделал правильный выбор. Ей неоднократно представлялась возможность в этом убедиться, когда в Фалконхерст забредали разъездные работорговцы с более-менее пригодным товаром.
Сперва Льюк запросил за мерина четыреста долларов. По его словам, в жилах Старфайера текла кровь арабского скакуна. Максвелл отлично разбирался в породах негров, но был профаном по части пород лошадей, поэтому наличие в Старфайере арабской крови нисколько его не взволновало. Он предложил за него триста долларов, однако Льюк стоял на своем: его не устраивали даже триста пятьдесят.
– Давайте поступим так, – решил Льюк. – Поскольку вы еще не видели, на что способен этот конь, я должен показать вам его во всей красе. Кстати, я давно хотел поделиться с вами новостью: я недавно вернулся из Нового Орлеана, куда пригнал большой табун и откуда привез всего несколько голов. Но на этот раз я приобрел не одних лошадей.
– Что же еще?
– Негра.
– Негра?
– Да, мистер Максвелл. Лучшего негра я в жизни не видывал! Он будет у меня производителем. Представляю, какие славные ребятишки от него пойдут! У меня есть четыре молодые негритянки, которым давно нужен мужчина, вот я его и купил. Правда, называть его негром было бы неправильно…
– Это в каком же смысле? Ведь он ваш раб! Наверное, он метис? Лично я метисов не использую: больно много в них человеческой крови. Потом не оберешься хлопот. Льюк покачал головой:
– Нет, он не метис, но и не негр. В нем течет негритянская кровь, но он не совсем черный, хотя дело не в примеси человеческой крови. Его прежний хозяин говорил, что он – наполовину мандинго, а мандинго не самые настоящие негры. По словам его прежнего хозяина, мандинго – это скорее уж арабы, чем негры.
Максвелл вскочил с кресла, мигом забыв про свои боли. Льюк произнес волшебное слово: мандинго! Ему всю жизнь хотелось заиметь мандинго. Он слышал со всех сторон, что их не сыщешь днем с огнем, зато они представляют собой самую замечательную породу, которую когда-либо привозили из Африки. При великолепном телосложении и красоте черт они отличаются кротким, незлобивым нравом. Мандинго! Он уже и не мечтал увидеть выходца из этого племени. Пускай новый раб Льюка – не чистокровный мандинго, это все равно лучше, чем вообще ничего.
