10 июня 1559 года отправленные Екатериной Медичи гарольды объявили, что король скончался.
На другое утро Екатерина Медичи получила странное письмо, подписание Дианой де Пуатье. Впервые в своей жизни бывшая фаворитка унижалась, опустив голову. Она, еще несколько недель назад говорившая о королевской семье «мы», ставившая свою подпись на официальных письмах рядом с именем короля, приказывавшая министрам и полководцам, была всего лишь встревоженной старой женщиной, чье будущее зависело от той, которая ненавидела ее больше всех на свете.
И она просила у королевы прощения за нанесенные обиды и «предлагала ей свое имущество и жизнь». К письму была приложена шкатулка с драгоценностями [231] , которые вновь вернулись в казну.
Влияние Дианы де Пуатье кончилось, исчезло, как дым, оставив по себе память. Брантом приводит нам примеры речей, которые велись в ее адрес: «Неужели эта старая и убогая п… так долго должна была обогащаться за наш счет?», «Клянусь Богом! Неужели мы должны отдавать столько больших и прекрасных земель ради того, что находится у этой женщины в…?»
Или же: «Да, видно у нее очень большая п… если туда провалилось столько городов и замков. И я думаю, что, когда туда войдет ее муж, он большого удовольствия не получит, напоровшись на обломки их стен». «Словом, — продолжает Брантом, — если бы я взялся пересказать все эти разговоры, я никогда бы не закончил, так как, заверяю вас, люди говорили об этом много и совершенно откровенно, ибо были в отчаянии» [232] .
Но времена изменились, и на смену влиянию Дианы де Пуатье, фаворитки, разорившей страну алчностью и войнами, пришло правление Марии Стюарт и Гизов.
* * *
Франциск II, болезненный, тщедушный, нерешительный да к тому же еще женившийся прежде срока мужской зрелости, был рабом одной женщины — своей молодой жены и томился и изнывал под тяжестью короны. «Вот что говорится о нем в кратких исторических заметках современного немецкого исследователя Райнера Бабеля (впрочем, вывод сей есть итог многовековой традиции, всегда упорно повторяющей одно и то же — т. е. печальную правду):
„Франциск II, король Франции и благодаря браку с Марией Стюарт номинально также король Шотландии, был болезненным и психически неустойчивым подростком неполных шестнадцати лет, когда несчастный случай на турнире с отцом в июле 1559 года привел его на трон Франции. В смысле общепринятого правового понимания король был совершеннолетним, поэтому, несмотря на его болезненное состояние, вопрос о регентстве не стоял. Однако не возникало никаких сомнений в том, что выбор его ближайших советчиков ввиду естественной слабости его авторитета приобретал особо важное значение. Теперь наступил час Гизов, герцога Франциска и его брата Карла, изысканного и острого на язык кардинала Лотарингского. При Генрихе II оба представителя ветви лотарингской герцогской семьи неоднократно уступали коннетаблю де Монморанси, в лице новой королевы Марии Стюарт, дочери Якова V Шотландского и их сестры Марии де Гиз они нашли значительную поддержку. Кроме того, королева-мать Екатерина Медичи разделяла их недовольство инспирированным Монморанси миром в Като-Камбрези и в последние месяцы жизни Генриха II сблизилась с ними.
Таким образом, с приходом к власти Франциска II при дворе произошли значительные изменения. Юный король не стал заниматься государственными делами, препоручив их братьями де Гиз. Тем не менее слишком большого унижения старый фаворит Генриха II де Монморанси не испытал. Правда, он потерял реальную власть, но сохранил престижное звание коннетабля Франции, которое теоретически подразумевало верховное главнокомандование королевской армией во время войны, и был также утвержден на управление Лангедоком.
Звезда же Дианы де Пуатье закатилась. Давний друг и любовница Генриха II (впрочем, никогда не забывавшего и других дам двора — прим. редактора) покинула двор и вдобавок была вынуждена уступить Екатерине Медичи свой замок Шенонсо в обмен на менее роскошный Шомон. Тот, кто продвинулся благодаря ее протекции, должен был уступить место приближенным Екатерины Медичи или Гизов. (Повторялась история мадам де Шатобриан и герцогини д’Этамп — прим. автора.)
Однако последним (королеве-матери и господам Гизам — прим. автора) приходилось считаться не только со старыми соперниками, как Монморанси и его единомышленники. Аристократы, бывшие в родстве с королевским домом, а при прекращении прямой линии имевшие право на престолонаследие (так называемые „принцы крови“), при существующей слабости монарха представляли серьезную опасность для ведущих министров. Два представителя дома Бурбонов были в этом отношении опаснейшими соперниками Гизов: Антуан, герцог Вандомский и, благодаря браку с Жанной д’Альбре, король Наваррский и его младший брат Луи де Конде. По причине их особого отношения к королевскому дому они легко стали центром различных оппозиционных группировок и оба не делали никакой тайны из своей склонности и протестантизму.
Именно в сфере религиозной политики Гизы побудили Франциска II к продолжению непреклонной линии его предшественника. Ибо Генрих II еще в Экуанском эдикте от 2 июня 1559 года распорядился наказывать смертью через сожжение преступления ереси, и теперь были добавлены другие меры, которые затронули жизненный нерв существования в подполье протестантской церкви: дома, служившие местом собраний, должны были разрушаться, допущение или организация тайных сходок карались смертной казнью, собственники феодальных владений с судебными полномочиями при нерадивом преследовании религиозных отступников лишались судебных прав. Церковные власти поощряли доносы на протестантов тем, что объявляли об отлучении от церкви в случае незаявления о ереси. Одновременно волна обысков увеличила количество арестов приверженцев нового учения. Религиозный антагонизм начал проникать и в низшие слои общества: взаимные провокации и кровавые столкновения между католиками и протестантами становились все чаще.
Впоследствии была неизбежна радикализация Французского протестантизма, к которому из-за увеличивающегося притока дворян примкнули активные элементы. Во главе движения вскоре стал Луи де Конде. В отличие от своего скорее нерешительного по характеру брата, Конде был склонен к энергичным и сильным действиям“ [233] .
Как видим, обстановка в стране была грозная, вернее предгрозовая. И именно в это время Диана де Пуатье исчезла со сцены. Юный король послал сказать ей, что по причине ее дурного влияния на покойного монарха, его отца, она заслуживала бы самого что ни на есть сурового наказания, но он, своим поистине королевским милосердием, не желает отныне ее беспокоить; она должна всего лишь (как это уже знает читатель) вернуть все драгоценности, которые когда-либо вручил или подарил ей Генрих II.
