— Это легко исправить, — сказал Хоремхеб.
Тут даже царевна охнула. Военачальник помотал головой, и вид у него был такой, как будто ему хотелось сплюнуть, но он удержался.
— Разве ты не понимаешь? Даже после Фив? Тогда царя не тронули, поскольку он неприкосновенен. Но если достаточно много людей верят, что царь умирает… Это можно приблизить. Ведь его же проклял Амон. Довершить действие проклятия можно вполне земными средствами.
— Ты хочешь сказать, — спросил господин Аи среди чудовищной тишины, — что могут быть попытки убить царя?
— Не попытки, — возразил Хоремхеб. — Они добьются успеха. Не с первого раза, так с десятого — это их не остановит. Они знают, что с ними благословение их Бога.
— Но мой отец не болен, — повторила царица. Казалось, от потрясения она не до конца понимает Хоремхеба. — Его нельзя убить, если он жив и здоров Он же царь.
— Царь проклят Амоном и остальными богами, которых он назвал ложными. Он больше не выходит из храма своего Бога. Люди делают все, чтобы забыть его. А то, что забыто, не существует вообще.
— Он болен, — сказал господин Аи, отвлекая на себя всю силу гнева царицы, но не отрывая взгляда от Хоремхеба. — Он болен духом. Может быть, и телом тоже. Посты, молитвы — он ведет себя как пророк в пустыне, а не как повелитель Двух Царств…
— Не слышу, — проговорила Анхесенпаатон своим нежным, чистым голосом. — Я не желаю этого слышать.
— Кому-то придется услышать, — отрезал Хоремхеб. — Остальные твои родственники закрывают глаза и уши и делают вид, что весь мир — сплошная золотая радость. Да, даже твой отец, ставший теперь всего лишь оболочкой для Бога, которого никто кроме него не видит. Ты единственная, кого бы я мог назвать разумной и мыслящей. Лучше выслушай меня и задумайся. Два Царства готовы обрести нового царя, поскольку те, что есть, не хотят или не могут править.
— Они не пойдут на это, — произнесла царица. Ее маска начала давать трещины.
Хоремхеб не тратил времени, чтобы продемонстрировать свое удовлетворение.
— Госпожа, — сказал он почти мягко, — могут или нет, но они уже начали. Уже начали!
— Но нет никаких признаков…
— Значит, ты просто слепа. Ты же видела, как царь покидал Фивы. Теперь дело еще хуже. Если бы он попытался вернуться туда, его бы вытащили из лодки и скормили крокодилам. Его город отрезан от остального Египта. Отрезан почти полностью, и ты должна это понимать.
— Он прав, — заметил господин Аи. — Послы теперь прибывают много реже, чем полгода назад. Дани присылают значительно меньше, чем обычно. Люди покидают город. Некоторые его части, прежде густонаселенные, теперь пусты.
— Но здесь-то все спокойно. И дел много, как всегда, — возразила царица.
— Потому, что ими занимаешься ты одна. — Хоремхеб опустился на колени возле ее кресла, может быть, выражая свое уважение, может быть, чтобы обратиться к царице, не нависая над ней. — Госпожа, ты делаешь все возможное, и очень хорошо, но этого мало. Ты не можешь быть одновременно царем и царицей. Ты не в силах соединить части распадающегося царства. С тех пор, как умер старый царь, в нем нет сердца.
— И все из-за Атона. Ты ведь это имеешь в виду? Именно прежние ложные боги держали в целости Два Царства. Без них не устоять.
— Прежние боги могут быть настоящими и ложными, но они-то и есть сердце Двух Царств.
— Твои речи, — заметила она, — нарушают указ царя. По закону ты должен за это умереть.
— Значит, я умру за то, что говорил правду. — Хоремхеб схватился за ручки ее кресла, окружив царицу, словно стена. — Госпожа, послушай меня. Великое дело царя провалилось. Никто за пределами Ахетатона не поклоняется его Богу, и лишь ничтожное количество людей в глубине души верят, что Атон — единственный истинный Бог. Если царь не отступит, или, по крайней мере, не позволит снова открыть двери храмов, он заплатит за это. И очень может быть, что плата будет кровавой.
— Ты нам угрожаешь? — Мягкость исчезла, в голосе царицы появилась непреклонность, напомнившая Нофрет самого царя.
— Я делаю то, что мне положено — защищаю царя. Но, госпожа, прежде всего я присягал Двум Царствам. Если действия царя угрожают государству, я буду защищать государство.
— Тогда тебе лучше скрыться. Или ты будешь арестован и наказан за измену.
Хоремхеб медленно поднялся. Возможно, у него затекли колени — он был уже не очень молод, хотя и не стар.
— Если я оставлю город, никто больше не защитит вас.
— У меня здесь есть свои люди, — сказала царица, — и стража моего отца, а это целая армия.
— Если я не заберу их с собой, — заметил он.
Наступило молчание. «Тупик», — подумала Нофрет.
Хоремхеб заговорил первым, но не потому, что поддался слабости:
— Госпожа, я оставляю тебя поразмыслить над моими словами. Если ты сумеешь пробудить здравый смысл в сознании его величества, весь Египет будет благодарен тебе. Пусть только он разрешит открыть храмы по закону — фактически они уже открыты — и этого будет достаточно, по крайней мере, на данный момент.
— А когда момент пройдет? Что тогда, господин военачальник? Мой отец поест чего-нибудь, и его найдут мертвым?
— Возможно, и нет. Если люди получат своих богов, они будут вполне удовлетворены.
— Но царь не разрешит. Он не может. Атон не позволит ему.
— Молись за то, чтобы у Атона прибавилось здравого смысла, — ответил Хоремхеб.
Царица отослала всех, даже господина Аи. Но Нофрет посчитала, что ее это не касается. Она осталась, и ее госпожа, кажется, ничего не имела против.
Когда все вышли, царица поднялась с кресла, сняла корону, отложила скипетр, двигаясь медленно и осторожно, как будто боялась рассыпаться от слишком стремительного движения.
Потом остановилась и замерла, словно не зная, что делать дальше. Подняла руки, опустила, повернулась и уставилась на Нофрет.
— Ты всегда знаешь, что делать. Что бы ты сделала теперь?
Вопрос застал Нофрет врасплох.
— Ты меня спрашиваешь?
— Я редко делаю это, — сухо ответила ее госпожа. — Но ты всегда ухитряешься подсказать мне ответ. Ты не так растеряна, как я.
— Но я же не царица, даже не царевна.
— Раньше это не имело для тебя значения. Что же ты видишь теперь? Думаешь, нам удастся убедить моего отца открыть храмы или заставить его брата заниматься чем-нибудь еще, кроме развлечений?
— Нет, если только солнце не начнет светить по ночам.
— Так оно светит в земле мертвых. — Царица прижала ладони к щекам. — Ох, как бы я хотела оказаться там. Хоть бы кто-нибудь помог мне!
