– Своими очами видел, не стану врать. По ночам его труп крутился во все стороны, как петух на вертеле, и светился бесовскими огнями. Воздух же над ним оглашался свистом и гудением, словно нечистая сила справляла тризну.
Отрок еле слышно пискнул:
– С нами крестная сила!
– Зарыли его труп на пустыре, дабы не поганить освященную землю, но каждую ночь с наступлением темноты мертвец восставал из могилы и бродил по улицам, как любил делать живой Самозванец. Тогда труп выкопали, сожгли и выстрелили проклятым прахом в сторону польских рубежей, откуда он явился на русскую землю.
– Да пребудут с нами святые угодники!
– Но и пушкой его не пронять, – зловещим шепотом продолжал горбун. – Доподлинно ведаю, что Расстрига во время своих странствий побывал у кудесников из племени лопарей, обитающих на далеком севере у самого Студеного моря рядом с Индией, и оные язычники нарочно позволяют себя умерщвлять, а потом оживают. И той тайной наукой они поделились с Расстригой, так что его не погубить ни посмертным сожжением, ни пушечным выстрелом. Трижды он умирал и трижды воскресал, а ныне бродит средь простого народа и ждет своего часа, дабы вновь обернуться царевичем. Может, сидит среди таких же нищих, как мы, и виду не подает, что он кудесник.
– Страсти-то какие! – молоденький поводырь испуганно жался к костру.
Марья подумала, что занятно врет горбун, но только правда занятнее любой выдумки. Что бы сказал горбун, узнай он, что рядом с ним сидит не лжецарь, а истинный государь всея Руси?
– Вот и Культяпка вернулся, – встрепенулся горбун, вглядываясь в кромешную тьму.
Ночную тишину нарушили грузные шаги, и у костра появился кряжистый мужик. Марья подивилась: «Неужто такому подают? Здоровее Проньки будет. Разве только горбун водит его на цепи вместо медведя?» Нищий походил на лесного зверя. Он раскрыл пасть и пробасил, словно медведь взревел на рогатине охотника:
– Последний раз бегаю в царев кабак. Еле-еле выпросил у целовальника чарку в долг.
Он бережно прижимал к груди деревянную чарку с крючком, за которым ее цепляли к боку большой ендовы. Марья вдруг поняла, почему его прозвали Культяпкой. Из рукавов его драного армяка вместо кистей рук торчали две культи. Но калека наловчился управляться без пальцев. Чарку с вином он поставил на землю, не пролив ни капли.
Горбун зашептал что-то, стараясь дотянуться до уха медведя.
– Новенькие? – пробасил Культяпка. – Пошто так поздно? До свету не управимся! Чего молчишь? Немой, что ли? – обратился он к государю.
– Малоумный, – хихикнул горбун. – Так даже лучше. Бойкая девка будет за него просить милостыню.
– Буди пьяного! – распорядился Культяпка.
Горбун растолкал лежавшего на земле человека. Он вскрикивал во сне, брыкался, наконец сел у костра, уставившись на огонь. Постепенно его взгляд стал осмысленным, он потянулся к чарке. Культяпка прикрыл ее обрубком руки.
– Последняя! С утра тебя угощаю, пора и честь знать! Считай сам. Осьмуху вылакал, полуосьмуху тебе преподнес, а сейчас чарку.
– Ой, родненькие мои! Дозвольте последний раз на рассвет глянуть.
– Ты или решайся, или возвращай деньги, что истрачены на угощение.
Пьяный раскачивался в мучительном раздумье, потом безнадежно махнул рукой.
– Где мне взять на осьмуху и полуосьмуху? Ин пущай! Только дай хлебнуть!
Он перекрестился, залпом выпил чарку и свалился навзничь.
– Нагрел железо? – спросил Культяпка.
Горбун молча передал ему раскаленный прут, обернутый мокрой тряпкой. Культяпка зажал голову пьяного между коленей, ловко ухватил своими культями раскаленный прут и воткнул его в глазницу пьяному. Раздался жуткий вопль, слышный, наверное, на самой отдаленной башне Кремля. Но стрельцы привыкли к диким крикам, доносящимся по ночам с Красной площади. Никого не переполошил и второй вопль, раздавшийся, когда Культяпка воткнул раскаленный прут во второй глаз. Пьяный быстро задрыгал ногами, выгнулся всем телом, потом обмяк и только стонал протяжно.
– Готово! Прохворает пару недель, а потом води его по площадям, набивай суму. Пущай говорит, что потерял очи при осаде Смоленска, когда пороховой погреб взорвали. Щедрее подавать будут, – посоветовал Культяпка юному поводырю, закрывшему уши, чтобы не слышать ужасных стонов. – Да ты слышишь ли что? Перевяжи ему глаза тряпицей. Теперь ты, убогий. Поди сюды!
Культяпка ухватил обрубками рук государя, зажал его голову между ног.
– Давай второй прут!
Нищий намеревался ослепить государя. Марья бросилась на него с кулаками, но тут же одумалась. Где ей справиться с медведеподобным калекой. Он и без рук зашибет ее, а потом ослепит государя. Надобно придумать какую-то хитрость, потянуть время. Она крикнула:
– Погоди! Налей ему вина! Пущай забудется!
– Не поверит целовальник в долг, – пробасил Культяпка. – Денег требует.
Деньги! Вот незадача, нет с собой денег. Неужто от алтына зависит судьба государя? Неужто будут его называть Темным, как когда-то прозвали великого князя Василия, схваченного на богомолье у Троицы и ослепленного врагами?
Горбун подал товарищу раскаленный прут. Государь слабо вскрикнул, пытаясь высвободиться. И тут в голову Марьи пришла спасительная мысль. Она выхватила из-за пазухи ширинку – подарок, сделавший ее царицей.
– Погоди! – она замахала перед носом Культяпки жемчужным двуглавым орлом. – Есть на что купить вина.
Оба нищих уставились на драгоценную вещь, переливавшуюся перламутровым цветом в отблесках костра.
– Где украла? – сглотнув слюну горбун.
– Какое тебе дело? Возьмет целовальник?
– Возьмет! С превеликой радостью! Добрый жемчуг, сразу видно. Поди, у боярыни стащила?
Культяпка бережно принял своими культями ширинку, поднялся на ноги.
– Будет тебе жбан вина. Упьешься! – посулил он государю и скрылся в темноте.
Марья помогла подняться царю. Михаил Федорович тихо охал, потирая ушибленные места. По всему видать, они попали в руки таких нищих, которые людям очи ослепляют, руки скорчивают, а иные члены развращают, чтоб были прямые нищие. Надобно бежать скорее, пока не вернулся Культяпка.
Между тем горбун хлопотал над ослепленным, бормоча себе под нос:
– На рассвет он хотел взглянуть? Солнце встанет, брюхо голодом стянет. Не мил белый свет, коли хлебушка нет. Слепенького пожалеют, накормят и обогреют. В очах темно, зато брюхо полно!
Марья молча взяла государя под руку, тихонько повела его прочь от страшного места.
– Куда? – раздался окрик горбуна.
Он ухватил царя за рукав. Марья потянула к себе, государь тоже пытался освободиться от цепкой хватки. Но горбун оказался неожиданно сильным и после короткой борьбы подтащил их обратно к костру. Марья стояла, тяжело дыша и размышляя, как вырваться из рук нищего.
