Мелодия, спешившись, довела лошадь под уздцы до дорожки, стараясь удержать ее, когда мальчики шумно проносились мимо в оспариваемом друг у друга почти равном гите.
— Ну, кто из нас выиграл, Мелодия? — закричал Жан-Филипп.
— Джеффри, — вяло произнесла она.
— Ну, давай повторим забег, Джеффри! — предложил Жан-Филипп.
Они вновь умчались прочь, оставив Мелодию в одиночестве. Но когда она, ослабив поводья, вывела свою лошадь на дорожку, чтобы принять участие в следующем забеге, они вернулись. Когда она во второй раз провозгласила Джеффри победителем, он сказал:
— Теперь нужно немного поводить лошадей шагом.
Вдруг Мелодия неожиданно спросила:
— А сколько тебе лет, Джеффри?
Он сразу покраснел, не ожидая такого прямого вопроса.
— Четырнадцать.
На два года старше Жана-Филиппа. И на год старше ее.
— Но у меня такой же рост, как и у тебя, — похвастал Жан-Филипп. — Ну-ка посмотри, посмотри на меня, Джеффри. — Освободившись от стремян, он, согнув длинные ноги, оперся на луку седла, и поставил босые ступни на задний край седла. Медленно, медленно, когда его уставшая кобыла шла шагом круг по лужайке, он выпрямился во весь рост.
Наблюдая за ними с галереи, Анжела подумала, как это похоже на Жана-Филиппа. Подверженный инстинкту, внезапной перемене настроения, он был таким очаровательным, что требовал к себе повышенного внимания. Встав на седло, он без всякого напряжения ловко ехал вперед, удерживая абсолютное равновесие, сохраняя при этом грациозную осанку и явно наслаждаясь производимым им на зрителей эффектом.
Заметив в глазах Джеффри Арчера выражение благоговейного страха и зависти, Мелодия, глубоко вздохнув, оторвала одно свое колено от седла и, освобождая ступню левой ноги из стремени, сбросила на землю туфли. Подтянув колени под платье и ухватившись руками за луку, она приподнялась, пытаясь нащупать голыми пятками упор на задней части седла. "Не дрейфь, — успокаивала она себя, — ведь ты способна удерживать равновесие даже в пироге". Протянув руки вперед, она, покачиваясь, поднялась и стала на седле во весь рост. Ее беспокойная кобыла хотя и не участвовала в гонке, как лошадь Жана-Филиппа, все же еще не могла преодолеть охватившего ее беспокойства от заездов и вдруг перешла на бег.
— Мелодия! — завопил Жан-Филипп. — Боже мой, ты разобьешься!
Взрослые на галерее повскакивали со стульев.
Мелодия чуть наклонилась вперед, предвосхищая взлеты и падения из-за несущейся галопом Нолы и пытаясь удержать равновесие. Она переминалась с ноги на ногу. Ликуя, она поняла, что не упадет, и счастливая улыбка озарила ее лицо.
— Боже праведный! — воскликнул дядюшка Этьен.
Анжела с упавшим сердцем подбежала к лестнице.
— Не нужно на нее кричать, — тихо посоветовал стоявший у нее за спиной Чарлз Арчер. — Вы лишь еще больше напугаете лошадь.
Мелодия стояла, широко расставив ноги, откинув голову назад, словно деревянная фигура на бушприте корабля. Волосы у нее развевались, юбки топорщились, надуваясь сзади, как пузыри, открывая взору ее стройные ноги. Но, несмотря на все ее усилия, ноги ее соскальзывали с седла. Она согнула большие пальцы, пытаясь притормозить таким образом скольжение, но не было никакой зацепки, и ничто не могло предотвратить ее постепенное сползание вниз. Она, туго натянув поводья, постепенно начала отпускать их, покуда Нола не замедлила ход и не перешла на резвую рысцу. Теперь уж было совсем трудно устоять, и она, больше не сопротивляясь, сползла на круп лошади. Но промахнулась и опустилась за седлом. Она крепко ухватилась за луку, чтобы не соскользнуть со своей кобылы Нолы.
— Браво! — закричали взрослые с галереи.
Жан-Филипп с Джеффри подъехали к ней мелкой трусцой и стали по обе стороны ее кобылы. На лице Джеффри застыло недоверчивое обожание, а Мелодия тем временем спешила насладиться всеобщим вниманием.
На лице Жана-Филиппа беспокойство сменилось чувством гордости.
— Ну как тебе моя маленькая кузина? — похвастал он перед новым товарищем.
На галерее Анжела, улыбаясь, вздохнула с облегчением. Она была уверена, что мальчики теперь не станут исключать Мелодию из своих игр.
Чуть позже гости попросили привести своих лошадей. На пути к Беллемонту Чарлз Арчер начал поддразнивать своего сына.
— Ну, что ты скажешь по поводу искусства верховой езды дочери мадам маркизы, Джеффри? Ты когда-нибудь видел такую отчаянную девчонку?
— Нет, папа, — покраснев признался он. — Она была… — Он не мог найти нужное французское слово, — просто потрясающа! Но это же очень опасно, ты не находишь? Мне казалось, что лошадь могла ее сбросить.
— Это ребенок моей дочери, — вмешался Этьен. — Но сегодня она напомнила мне скорее мою племянницу. Раньше Анжела имела обыкновение гонять свою одноколку с такой скоростью, словно ее преследовал сам дьявол, причем она сломя голову неслась прямо на мои закрытые чугунные ворота, ожидая, что их отворят для нее как раз вовремя.
Заинтригованный его рассказом, Чарлз спросил:
— Ну, и их вовремя открывали?
— Всегда. Чернокожие ребятишки знали иноходь ее лошади. Заслышав стук копыт, они сломя голову неслись к воротам и успевали открыть их за несколько мгновений до того, как она на бешеной скорости вырывалась на дорожку, и они всегда выигрывали это состязание. Нам всем нравилась эта игра.
— Мадам — замечательная женщина, — задумчиво сказал Чарлз.
Десять дней спустя Анжела получила от Чарлза записку, в которой он приглашал ее к себе на чашечку кофе. "Джеффри жаждет увидеть снова мадемуазель Мелодию и месье Жана-Филиппа в своей компании, а мне необходим ваш совет в отношении выбора обивочных тканей", — упоминалось в конце записки. Она была подписана: "Ваш Чарлз Арчер".
Мелодия с Жаном-Филиппом пришли в восторг.
Анжела приказала приготовить экипаж после обычного утреннего объезда своих плантаций. Она, сняв юбку и блузку для верховой езды, переоделась в муслиновое платье с вызывающе глубоким декольте. Она испытывала неподдельное удовольствие от того, что одевалась, чтобы понравиться мужчине, чего она не делала уже давным-давно.
Если бы дети не были так сильно возбуждены, они наверняка бы заметили и ее волнение, которое заставляло ее сердце сильно биться.
В Беллемонте Чарлз с Джеффри, стоя на галерее рядом, радостно приветствовали их. На обоих были костюмы, предназначенные для торжественных случаев: белые бриджи и темно-голубые камзолы. Беллемонт внешне ничуть не изменился, но внутри дома переезд дядюшки Этьена сразу бросался в глаза. Большой, висевший над камином портрет Клотильды исчез. Анжела помнила, когда он был заказан. Дядюшка Этьен также хотел, чтобы и тетушка Астрид попозировала художнику-портретисту, который должен был заменить тот, который они оставили во Франции, но она наотрез отказалась, оправдываясь тем, что уже давно утратила свою прежнюю красоту.
