Именно это, судя по всему, переживали сейчас Кейон и Джессика. Над головами Келтаров пролетела мужская рубашка и приземлилась на одну из ламп. Изящный абажур опасно зашатался, но не упал.
У Драстена не было ни малейшего желания смотреть на обнаженного предка.
«Разве что… — подумал он, изучая мускулистый торс Кейона. — Черт побери, что это за татуировки?» Еще один Келтар пошел против совести? И как далеко он зашел? У Драстена был клан, который он должен защищать, его маленькие дочки спали наверху, и он хотел знать, чего ожидать. Кто этот человек, что он из себя представляет, что он здесь делает? Как он заполучил Реликвию Невидимых? Драстен хотел объяснений, и, видит Бог, он их заслуживал] Это был его замок, его мир. В конце концов, он же старший Келтар! То есть… был старшим Келтаром еще несколько минут назад.
Драстен нахмурился еще больше. Если его предок из девятого века считает, что может узурпировать обязанности лэрда только по праву старшинства, то он сильно ошибается.
Но стоило ему взглянуть на Кейона, и его раздражение исчезло.
Кейон и Джессика целовались так, словно мир мог взорваться в любой момент.
И Драстен прекрасно знал это ощущение. Каждый раз, когда он целовал свою жену, каждый раз, когда он брал на руки дочерей, ему казалось, что всего времени мира будет недостаточно, чтобы насладиться ощущением этой любви, и даже вечности будет мало.
Некоторые вещи не требовалось объяснять.
Единение Кейона с его женщиной было именно таким.
Драстен услышал металлический звук расстегивающейся молнии. Его или ее джинсов, он так и не понял. И он не собирался стоять здесь и смотреть, чтобы это выяснить.
Ему придется подождать.
Он развернулся и выпроводил родственников из библиотеки.
Как только Джесси услышала щелчок, с которым закрылась дверь библиотеки, ее тело напряглось, а пульс нервно зачастил.
Они были одни, Кейон был свободен, она касалась его. Она не могла желать большего, но внезапно чего-то испугалась.
Инстинкт прирожденного хищника подсказал Кейону, что значит эта внезапная перемена. Он прервал поцелуй и отстранился, глядя на девушку сверху вниз. Его влажные губы были приоткрыты, дыхание было жарким и страстным, глаза опасно мерцали.
Джесси попятилась и уставилась на него, тоже пытаясь восстановить дыхание.
Кейон протянул руку и погладил ее по щеке костяшками пальцев. Когда он заговорил, его голос был хриплым.
— Я что-то упустил, девочка?
Она покачала головой.
— Не думаю, что справлюсь с собой, если ты вздумаешь играть со мной, Джессика.
Она громко сглотнула и снова покачала головой.
— Так в чем же дело?
Джесси беспомощно пожала плечами. У нее не было слов. Она не могла объяснить. Она хотела его, хотела так, как никогда и ничего не хотела в жизни, и в то же время чувствовала себя так, словно пятится от края пропасти, не понимая, как оказалась здесь. Ее вел внутренний голос, приказывающий отступить, поискать более устойчивую почву.
Она не понимала этого. Джесси не была трусихой. И уж точно не собиралась просто дразнить Кейона. Она хотела его. Не только для секса, в ее желании крылось гораздо больше. Она чувствовала именно то, что представляла. Перед ней стоял мужчина, которого она хотела, и он тоже ее хотел. Уже дважды она чуть не отдалась ему. Так что же с ней происходит?
Кейон внимательно разглядывал Джессику. Сейчас было самое время положиться на внутреннее чутье, но он не мог этого сделать, поэтому сосредоточился на ее теле, а не на ее сознании.
В ее зеленых глазах бушевала гроза. Поза выражала откровенный вызов: подбородок был вздернут, тонкие ноздри раздувались, ноги были расставлены на ширину плеч, как у маленького воина.
Однако этому вызову противоречил чисто женский призыв: посмотри на меня. Ее спина была выгнута, ягодицы напряжены, тяжелые груди вздымались.
Соски набухли и четко вырисовывались под обтягивающим белым свитером.
Джесси опять облизала губы. А потом вскинула голову, призывно глядя на него.
Не трогай меня/приди и возьми меня, говорил каждый дюйм ее тела.
Кейон шагнул к ней, пригнул голову и резко втянул в себя воздух. Джесси снова попятилась, но не раньше, чем он получил то, что хотел. Кейон улыбнулся, радуясь этой двойственности. Он прекрасно ее понимал.
Джесси пахла изысканной смесью страха, вызова и отчаянного желания. Это был запах, которого он ждал всю жизнь, и желание ощутить его в последние дни обострилось просто до боли.
Он предполагал, что, несмотря на свою образованность, Джесси не понимала, что с ней происходит.
А он понимал. Прекрасно понимал.
Это было то, на что он не смел и надеяться.
Джессика Сент-Джеймс приняла его, как своего мужчину, и не только на ночь. Если бы это было не так, она не пахла бы такой уникальной смесью. Женщина, которая ищет удовольствия на одну ночь, пахнет только желанием, и ничем больше. И определенно не страхом и не вызовом, если мужчина не делает что-то неправильно, то, чего женщина не хочет, а такого ублюдка нужно наказать. Женщины — это ценность, о которой следует заботиться.
Но женщина, узнавшая родственную душу, пахла именно так, поскольку такое узнавание означало радикальные перемены в ее жизни. В его веке женщина поняла бы, что скоро у нее появятся дети, что она оставляет позади свое девичество и свой клан, связывает себя с другим кланом, переходит к мужу и его людям, отправляется в круговорот слез и радости, который до нее проходила ее мать.
Сильная, независимая, современная женщина вроде Джессики Сент-Джеймс инстинктивно сопротивлялась таким переменам. Она была женщиной, которая привыкла контролировать свою жизнь. С Кейоном этот контроль окажется под угрозой.
И он собирался осуществить свою угрозу.
Пришло время сделать ее своей. Время, когда он ясно это покажет, и даже если однажды она ляжет с другим мужчиной, никто и никогда не станет таким, как он. Никто не будет достаточно хорош, никто не подарит ей таких ощущений, как он в эту ночь. И в следующую ночь, и в следующую. Он оставит на ней свою метку, что она никогда не сможет его забыть. И если однажды Джесси пустит в свою постель другого мужчину, он, Кейон, будет между ними на кровати — большой темный горец, занимающий слишком много места. Барьер вокруг ее сердца, вечно живущий в ее памяти.
Когда Кейон потянулся к Джессике и обнял ее, он ощутил ее двойственность еще сильнее, но это была двойственность, с которой мужчина мог справиться, а мудрый мужчина — еще и насладиться ею.
