— Какой ужас!
— Я ничего не чувствовал после того, что произошло с моей семьей. Меня беспокоили не столько жажда и усталость, сколько одна большая акула. Я решил, что вот-вот умру. Ненавижу акул! Как я сумел не шелохнуться до тех пор, пока эта акула не потеряла интереса ко мне, просто не представляю! Но благодарю Бога за то, что у меня не было ни порезов, ни ссадин после прыжка со скалы, иначе запах крови обязательно привлек бы акулу.
Аллегра смотрела на него, широко раскрыв глаза.
— Палящее солнце над головой, жуткая акула подо мной. А потом наконец появилось судно. Фелука. Так называются небольшие парусные суда. Именно их предпочитают корсары берберских государств.
— О! — воскликнула пораженная Аллегра. — Тебя спасли люди Малика?
— Не знаю, назвать ли это спасением. — Лазар мрачно улыбнулся. — Но они действительно спасли меня от акулы и дали воды. У меня едва хватило сил выпить ее.
— Как тебе, наверное, было страшно оказаться среди головорезов!
— Не помню. Возможно, но после того как я видел, что сделали с моей семьей, мне уже все было безразлично.
Аллегра вздрогнула и потянулась к нему. Лазар взял ее руку и стал неторопливо перебирать пальцы.
— Меня привезли в Аль-Кум и держали там два года, пока в крепость не прибыл капитан Вульф, чтобы обсудить перевозку опиума с Маликом. Вульф пожалел меня, вернее, пожелал использовать — и помог бежать.
— Два года? Ох, любовь моя, да как же ты все это вынес? Лазар пожал плечами.
— Второй год был не так ужасен, — сказал он, избегая ее взгляда. — Тогда Малик направил меня упражняться со своими янычарами-телохранителями, которые были рабами с детства. Их специально готовили для защиты хозяина. Смер-„ тельно опасные воины. Мне пришлось принять ислам и дать обет целомудрия. Я с головой ушел в подготовку и научился всему, чему мог, живя мечтами о возмездии.
— А в первый год?
Лазар смущенно посмотрел на Аллегру:
— Я был слугой, как и Дариус. Но я все равно пытался бежать, даже поджег большой салон. Малик чуть не убил меня за это, чего, впрочем, я не боялся. Но вместо этого он… он нашел способ усмирить меня. — Лазар прищурился. — Опиум, я сделал бы все ради него. Я жил ради него. Это было страшным падением, рабством внутри рабства. Поняв, что опиум может завладеть мной до конца моей жизни, я заставил себя отказаться от него. И едва не сошел с ума. Тогда я и разрезай себе вены. Мне было тринадцать.
Глаза Аллегры наполнились слезами.
— Милый, — прошептала она, нежно поцеловав его. — Теперь все этого позади.
— Нет, Аллегра, не думаю, что это возможно. — Он потерянно и измученно смотрел в ее глаза.
— Почему ты так говоришь?
Лазар пожал плечами.
— Кошмары, — пояснил он.
— Лазар! — Аллегра обхватила его лицо ладонями.
— У меня не бывает кошмаров, когда ты спишь рядом со мной. Ни одна живая душа никогда не нужна была мне так, как ты.
Она замерла в его объятиях, потом тихо сказала:
— Лазар, говорят, что когда мужчина и женщина становятся одним целым, каждый несет половину боли другого. Я хочу принадлежать тебе вся без остатка.
Он прижал ее еще сильнее к себе, гладя длинные локоны.
— Я не могу позволить, чтобы ты отдала мне такой дар.
— Почему? Он мой, и я могу отдать его кому хочу.
— Я недостоин тебя. Ведь до того, как мы встретились с тобой, Аллегра, я собирался убить тебя.
— Это уже давнее прошлое, — мягко возразила она.
— Аллегра…
— Лазар! — Поцелуем она заставила его замолчать. — Ты просил меня любить тебя. И ты знал, что так и будет. Сделай меня своей.
Одним плавным движением Лазар подхватил Аллегру на руки, вылез из лохани и опустил на постель. Переплетя свои пальцы с его пальцами, она откинулась и потянула Лазара на себя.
Он целовал и целовал ее, и она с готовностью отдавала ему всю душу в каждом своем поцелуе. Раздвинув бедра Аллегры, Лазар осторожно проник в нее.
Покоренный ее даром, он двигался так, словно ступал по священной земле. Аллегра отдала себя ему, падшему человеку, не получив никаких обещаний взамен, просто потому, что он невыносимо нуждался в ней.
Лазар поклялся себе не торопиться, хотя руки и все его тело дрожали от желания овладеть ею.
— Такая невинная! — прошептал Лазар, медленно овладевая ею и проникая все дальше и дальше в таинственные глубины, пока не уперся в девственную плеву. — Будет больно, — предупредил он.
Ее руки обвились вокруг него…
— Я знаю. О да, Лазар.
Он закрыл глаза и овладел Аллегрой, вторгаясь в нее резким толчком. Она вскрикнула, и Лазар попытался отодвинуться. Однако Аллегра притянула его к себе, борясь со слезами.
Ожидая, пока она привыкнет к нему, Лазар поцеловал ее нежную руку. Наконец боль сменилась жаждой наслаждения.
Через несколько мгновений бедра Аллегры приподнялись, словно приглашая его.
Это было облегчение, спасение, избавление.
Она ласкала Лазара, оживляя каждую клеточку его тела. Он до сих пор и не представлял себе, что такое настоящая чувственная любовь. Лазар ощущал такой прилив сил, будто только что родился заново. Он был Адамом, открывающим для себя рай.
— Я люблю тебя, — прошептал он, все еще изумляясь тому, что его губы произносят эти слова.
Ее ресницы с золотистыми кончиками затрепетали. Аллегра посмотрела на него со страстью и тревогой.
— Не бойся. Пусть все идет своим чередом. — Он улыбнулся.
— Лазар? — прошептала она.
— Да, дорогая?
Ее глаза затуманились.
— Это больно, но так прекрасно.
— Любимая! — Растроганный, он не мог говорить, а лишь снова и снова ласкал ее.
Аллегра томно застонала и обхватила его талию, прося большего. Вонзившись глубже, Лазар остановился, сделал еще несколько движений и почувствовал, что теряет над собой контроль.
Разве я смогу когда-нибудь насытиться ею? — подумал он.
Она прошептала его имя, вызвав бурю, которую Лазар так давно сдерживал. Такой страсти он не испытывал ни с одной женщиной. Задыхаясь, Лазар яростно требовал, чтобы она никогда не отдавалась другому, никогда не посмела покинуть его, позволяла ему обладать ею каждую ночь. И с каждым выдохом она говорила «да». Чувства захлестнули его.
— Аллегра!
Когда Лазар выдохнул ее имя, она проникла языком в его рот. Обхватив лицо Лазара ладонями, Аллегра страстно целовала его.
Лазар овладел ею, как ураган, словно она была последней женщиной на Земле, единственной женщиной.
Он понимал, что слишком стремителен, слишком груб, но не мог остановиться. Нет, Лазар не соблазнил эту женщину, а слился с ней, и только с ней. И им двигал основной инстинкт — инстинкт выживания. Опершись на руки, он вонзался в нее так, что казалось, сотрясается весь корабль. Она царапала, его спину, и ее стоны смешивались с его стонами.
