– Но вы же любите леди Кастлмэн! – произнесла Пэнси с укоризной в голосе.
– Она влечет, притягивает меня, как никакая другая женщина на свете, но это вовсе не означает, что ради нее я откажусь от вас, моя дорогая кузина. И хватит об этом! К чему все эти пустые разговоры! Вам ничего не остается, как только в церкви сказать погромче: «Я желаю взять его в мужья!»
Пэнси вздрогнула. Столько раз она мечтала о том, как произнесет эти слова человеку, стоящему рядом с ней перед алтарем. Другому, не Рудольфу…
Они тем временем приближались к церкви, примостившейся у дороги в стороне от поместья. Церковь была выстроена давно, еще во времена ее прапрапрадеда. Говорили, что его беспокоил перезвон колоколов, и поэтому он распорядился построить церковь подальше от дома. И взбрело же ему такое в голову! Будь церковь поближе к дому, Люций, если, конечно, еще скрывается в старом доме, выбежал бы и увидел, что ее насильно увозят от него. Но поздно об этом думать. Карета подкатила к церкви, а Люций так и не появился…
Она вся похолодела и почувствовала слабость в ногах. Кучер спрыгнул с козел и открыл дверь.
– Прошу вас, кузен Рудольф, одумайтесь. Не принуждайте меня! – умоляла Пэнси.
– Вы обвенчаетесь со мной, или мне придется прибегнуть к грубой силе, – заорал он, схватив ее за запястья и сжав изо всех сил.
Пэнси вскрикнула от боли. Она уже почти смирилась со своей участью, но, выйдя из кареты, все-таки озиралась по сторонам. Ни души! Знакомый запах свежего деревенского утра, робкие попытки утреннего ветерка проскользнуть по кронам дубов, щебетание птиц и аромат цветущего клевера наполнили ее сердце щемящей тоской. Вид старинной церкви пробудил в душе так много воспоминаний! Они с отцом часто ходили между могильными плитами фамильного кладбища. Отец держал ее за руку, а она, маленькая девочка, еле поспевала за его широким шагом. Помнила она и то, как сидела в церкви на стуле и болтала ногами, не доставая до пола, когда все молились. Все в прошлом… В фамильном склепе похоронены ее мать и отец. Когда Ричарда казнили, прах его потом развеяли по ветру. Они закопали в землю его меч – если не бренное тело, то дух Ричарда должен покоиться рядом с предками под сенью невысокой норманнской башни, пристроенной к церкви.
Пэнси в мечтах часто видела себя, стоящей в подвенечном наряде, перед алтарем в родовой церкви. Как и любая девушка, она воображала, как войдет под церковные своды, поддерживаемая под руку отцом, как пойдет по проходу, и белые лилии из их оранжереи будут источать нежный аромат, а воздушная вуаль непременно будет ниспадать на лицо, на ее опущенные глаза. Она и жениха представляла себе отчетливо. Вот он стоит за перилами рядом с алтарем и наблюдает за тем, как они приближаются… Правда, лицо его всегда словно находилось в тени, и только недавно черты обрели ясность. Сердце тревожно заныло. Пэнси хотелось разрыдаться. Где же ты, Люций?…
Рудольф грубо схватил ее за руку:
– Идем!
Вот и кладбищенские ворота. Пэнси, вздохнув, покорно пошла за ним и вдруг на аллее, ведущей к церкви, заметила женщину, которая, торопясь, двигалась навстречу. Одета она была неряшливо, должно быть, одевалась в спешке.
– Миледи, миледи! – запричитала она, и Пэнси сразу ее узнала.
– Миссис Бонне, – воскликнула Пэнси. – Как я рада вас видеть!
Жена викария присела в низком поклоне;
– Ох, миледи, когда мне муж сказал, что вы приедете сегодня утром, я едва ему поверила. Вы уж нас извините, что мужа пока нет дома, вы прибыли ранее условленного часа. Муж скоро придет. Не желаете зайти в дом и пропустить стаканчик вина? Вам, наверное, не помешает привести себя в порядок после дороги.
Пэнси поблагодарила женщину и взглянула на Рудольфа, боясь, что он откажется от этого знака внимания в ее честь.
– Стаканчик вина и мне не помешает, – сказал он резко и направился следом за Пэнси и миссис Бонне по дорожке, ведущей к дому викария.
В комнатах было не убрано, перед камином на полу рассыпана зола, И шторы еще не раздвинуты. Миссис Бонне засуетилась, бросилась поправлять подушки на диване, одергивала скатерть на столе и все извинялась за беспорядок.
– Если бы я пораньше узнала о вашем приезде, леди Пэнси! – без конца повторяла она. – Мой муж сообщил мне, когда я уже спать ложилась. Это так на него не похоже. Наверное, мистер Рудольф приказал ему помалкивать. Мой муж не привык рано вставать, все боялся проспать и попросил меня разбудить его пораньше, до вашего приезда. А под утро, часа два тому назад, прибежал младший Томми Ходж и сказал, что дедушка умирает и его нужно соборовать. Вы, миледи, помните старого Якоба Ходжа? Пятьдесят лет был кузнецом. Теперь-то в кузне его племянник.
– Конечно помню, – ответила Пэнси.
– – Ничего себе никогда не позволял, ну разве элем любил побаловаться, когда урожай собирали, – вспоминала миссис Бонне. – Да уж должен бы и вернуться мой благоверный, хотя старый Якоб и в мир иной не отойдет спокойно. Всю жизнь был воителем, так что костлявая еще помучается с ним.
Пока она сбивчиво все это объясняла, на столе появилась бутыль с вином, а когда Пэнси от вина отказалась, миссис Бонне принесла стакан молока.
И получаса не прошло, как появился викарий. Рудольф во время его отсутствия бросал нетерпеливые взгляды в окно, а Пэнси успела привести себя в порядок и даже сполоснула руки. Миссис Бонне так и не закрывала рта, все говорила и говорила, что было весьма кстати, поскольку это избавляло Пэнси от необходимости скрывать волнение и отчаяние, которые охватывали ее с каждой минутой все сильнее.
Она уже хотела позвать супругов на помощь, но потом передумала: разве они могли ей помочь, к тому же гордость и достоинство удерживали ее от этого шага. Как она могла рассказать этим простым доверчивым людям о низком поступке Рудольфа? Все-таки он был ее кузен, а чета Бонне уважала род Вайнов с тех пор, как на них возложили обязанность служить в приходе, который опекал ее отец. Они, очевидно, находились под впечатлением ошеломляющего известия: в Стейверли появится новый хозяин! Да и что могли сделать седовласый священник и его добрейшая щебетунья-жена? Рудольф не спускал с Пэнси глаз, готовый пресечь любые попытки к бегству.
В какой-то момент у нее даже мелькнула мысль запереться в комнате и послать миссис Бонне за подмогой в деревню. Но и от этой затеи пришлось отказаться. Деревня далеко, и пока толстушка Бонне доберется до нее, Рудольф с кучером взломают окна и двери в два счета. К тому же было верхом неприличия открывать простым людям семейную тайну. Не подобает признавать открыто, что в их знатном роду появился выродок…
Нет, похоже, ничего сделать нельзя! – совсем отчаялась Пэнси, когда брела за викарием и Рудольфом по аллее, ведущей к церкви.
