— Э… поди сюда, батюшка… хочешь, я еще добавлю тебе на водку?
Это был грузин с продувной физиономией. Он утвердительно кивнул и, прищурившись, разглядывал Флориса своими бегающими глазками, прячущимися под густыми бровями.
— Можешь ли ты нарочно устроить поломку кареты, чтобы нам пришлось задержаться здесь на несколько часов?
— Очень даже просто, барин, — с поклоном ответил он.
— Тогда вот тебе пять рублей, еще пять получишь, когда мы отсюда уедем.
— Останешься доволен, барин, благослови тебя Бог, — ответил грузин, натягивая на голову шапку.
Жорж-Альбер почесал голову.
«Интересно, что еще придумал мой хозяин?»
Словно угадав его мысли, Флорис шлепнул обезьянку и направился в общий зал. Жена смотрителя и служанка хлопотали вокруг знатных путешественников, ставя на стол пирожки, гречневую кашу, кислое молоко и баранину. По дороге Жорж-Альбер схватил кувшин с квасом и начал его жадно пить. Он откровенно не любил чай. Флорис опустился на стул и откинулся на спинку.
— Смотрите, — сказал Адриан, — мы довольно быстро проехали шестьдесят верст. Еще две подставы, и мы в Москве. Полагаю, что мы будем там уже сегодня вечером. Как ты считаешь, Федор?
— Да, барин, кони резвые, а ты сам видишь, что я еще умею держать в руках вожжи, — гордо заявил украинец, которому было доверено править лошадьми.
— Когда Острый Клинок почувствует, что злая усталость овладеет его рукой, отлитой из бронзы, Ли Кан Юн, словно проворный единорог, взлетит к нему и, вцепившись в гривы благородных животных, заставит их бежать словно бог…
— Старый товарищ, — прервал его Федор, — настоящий украинский казак не боится каких-то шести тысяч жалких верст; он заявляет, что может проделать их, стоя на облучке и не смыкая глаз все тридцать дней и тридцать ночей.
Грегуар вздохнул:
— Смею надеяться, господин граф, что мы все же будем иногда останавливаться.
— Ну, разумеется, мой добрый Грегуар, не беспокойся, мы будем путешествовать быстро, но спокойно и достойно. Мы не хотим утомлять тебя. Обещаю, что сегодня вечером мы остановимся переночевать в Пскове.
— Ах, как я счастлив вновь увидеть Францию. А вы, господин шевалье?
Флорис даже подпрыгнул.
— Что… гм… кх… да, Грегуар, очень…
Адриан бросил быстрый взгляд на брата. Решительно, вот уже который час Флорис чувствовал себя не в своей тарелке. Хозяйка трактира подозрительно смотрела на них. Оставив хлопоты, она вышла во двор. Ее муж наблюдал, как мужики перепрягали коней.
— Эй, потише, скотина безмозглая, это же чудо что за кони.
— Скажи, Юрий, — прошептала женщина, — а ты уверен, что это знатные господа, и они нам заплатят?
— Конечно, глупая женщина, откуда у тебя такие дурацкие мысли?
— Уж очень они странные. Ты когда-нибудь видел, чтобы господа сидели и смеялись вместе со своими слугами, говорили то как мы, то на каком-то басурманском языке? Ой, как мне все это не нравится, Юрий. Конечно, ты хозяин, но, по-моему, здесь что-то нечисто.
В эту минуту грузин подошел к избе и крикнул:
— Две рессоры сломались, надо бы починить, а то ваши светлости далеко не уедут.
Адриан недовольно нахмурился:
— О, дьявол, ведь карета совсем новая! И как долго их придется чинить?
— Эти тупоголовые дурни сделают все как можно скорее, ваша милость, но потребуется никак не меньше двух-трех часов, — ответил смотритель.
Флорис прекратил раскачиваться на стуле.
— Что ж! Воспользуемся передышкой и немного отдохнем. У вас здесь есть кровати, сударыня?
— Конечно, ваша милость, все, что нужно, — пропищала хозяйка, восхищенная обходительными манерами Флориса.
— Ах, женщины, — проворчал хозяин, возводя очи горе, — у них мозгов не больше, чем у курицы.
— Разбудите нас, как только карета будет готова, — приказал Адриан.
Несколько минут спустя все пятеро уже спали в большой комнате, предназначенной для путешественников. В ней оставалось еще около дюжины пустых кроватей. На подставу в Ораниенбауме приезжали из Петербурга, Риги, Новгорода… Нередко многочисленные путешественники здесь и ночевали.
Но к счастью, сегодня утром наши друзья могли полностью располагать комнатой. Тюфяки были несколько жестковаты, однако благодаря усердию хозяйки в них не было ни клопов, ни тараканов. Федор и Грегуар быстро громко захрапели, Флорис еще немного подождал, а потом тихо встал. Схватив Жоржа-Альбера, весьма недовольного тем, что его столь бесцеремонно разбудили, он вскочил на подоконник и выскользнул на улицу. Внутренний голос шептал ему, что надо бы вернуться обратно и, разбудив товарищей, посвятить их в свои планы. Но ему тут же послышался рассудительный голос Адриана: «Как? Ты собираешься спасать женщину, которая хотела нас убить…»
Флорис пожал плечами. Слишком сложно все объяснять. Он все сделает сам, один, вместе с Жоржем-Альбером, ради прекрасных глаз… монахини Елены…
«Без коня я буду выглядеть круглым идиотом», — подумал Флорис. Прирожденный наездник, он чувствовал себя уверенно только на спине горячего скакуна.
Флорис тихо вернулся во двор, где вокруг кареты суетились мужики.
— Эй, хозяин, прикажи оседлать мне лошадь. Мои товарищи спят, а я кое-что забыл в трех верстах отсюда.
Станционный смотритель подозрительно взглянул на Флориса.
«Не так шустро, красавчик, — подумал он, — если вы думаете, что вам удастся улизнуть от Юрия Давыдовича не заплатив, то вы ошибаетесь».
Флорис понял, в чем его заподозрил хозяин. Он бросил ему кошелек с двадцатью золотыми империалами.
— О! Сейчас, ваша милость, к вашим услугам, ваша светлость.
— Главное, не будите моих друзей, дайте им поспать до моего возвращения.
— Хорошо, ваша светлость, конечно, к вашим услугам…
Флорис вскочил на коня и бесшумно выехал со двора.
— Ох, Юрий, какой красивый господин, какой вежливый и обходительный! — проговорила жена смотрителя, подходя к мужу, — и он хорошо заплатил нам.
— Замолчи, глупая женщина, — рявкнул смотритель, — от твоей трескотни у меня скоро уши отсохнут. Это, ясное дело, большие вельможи, но их дела нас, бедных посадских людей, не касаются. Нам лучше ничего не видеть и не слышать…
Флорис рысью пересек маленький городок Ораниенбаум и въехал на рыночную площадь. Там перед ним открылось веселое зрелище.
— Покупайте капусту, зеленей моей капусты не найдешь до самого Смоленска.
— А вот яйца, крупней, чем балтийские скалы.
— Эй, а мои гуси нежней и хитрей любой бабы.
Флорис беспечно улыбался. При других обстоятельствах он бы непременно остановился, чтобы поболтать с крестьянами, чей сочный язык всегда забавлял его. Немного поодаль продавали товар совсем иного рода.
