Спустя некоторое время она откинулась назад на мягком сиденье, уставившись в колеблющийся потолок кареты. Ей было трудно найти удобную позу. Должно быть, она перенапрягла шею и плечи, когда плавала.
Наконец она закрыла глаза и позволила мягкому покачиванию экипажа унести ее прочь от жестоких реалий мира Пирса, хотя они и отзывались в ее сновидениях.
– Он умирает, – сказал Пирс, ощутив укол досады и отчаяния, как всегда бывало в таких случаях.
Он стоял у постели больного, плотного мужчины лет шестидесяти.
– Каждый раз, когда я даю ему воды, она выливается у него изо рта, – сообщил санитар.
– Позаботьтесь о нем, насколько это возможно, – сказал Пирс, направившись к выходу. – Покраснение глаз, возможно, указывает на приближающуюся смерть.
– Он похож на хорька, – заметил Себастьян, который поджидал его в коридоре, прислонившись к стене.
– Иди приляг, – сказал Пирс. – Ты провел на ногах всю ночь. От тебя не будет толка, если ты продолжишь в том же духе. К тому же новых пациентов не было по крайней мере в последние два часа.
Словно в ответ раздался громкий стук в парадную дверь.
Себастьян невесело рассмеялся.
– Как Биттс?
– Пульс еще частит, но жар прошел. Я велел его слуге начать кормить его куриным бульоном.
Себастьян оттолкнулся от стены.
– Мне казалось, что эпидемия пошла на убыль.
– Вполне возможно, – отозвался Пирс. – Мы оповестили всех окрестных жителей, что больные должны быть изолированы от остальных. Слава Богу, что площадь заражения ограничена маршрутом мельника.
– Пойду лягу, – сказал его кузен, затем помедлил. – Ты знаешь, что твой отец все еще здесь?
Пирс вскинул голову.
– Что?
– Живет в сторожке с твоей матерью. Я вышел вчера подышать воздухом. Они сидели в саду. Я помахал им рукой. Издалека, разумеется.
– В саду? – Пирс так устал, что стал плохо соображать. – Они живут вместе? В сторожке? – Сама мысль о сторожке отозвалась в его сердце невыносимой болью.
– Полагаю, мы скоро обзаведемся новой герцогиней, – бодро сказал Себастьян. – Он обнимал ее за талию. Очень романтично.
– Постой! Это означает, что он отправил Линнет домой без сопровождения! – резко произнес Пирс, ощутив вспышку ярости. – Он отправил ее в Лондон совсем одну.
Себастьян нахмурился.
– Не считая целой команды лакеев, горничных и грумов. Три кареты, чтобы вместить всю компанию. Ради Бога, Пирс, ты выставил ее отсюда. Выбрось ее из головы. Она в полной безопасности. Вспомни, твоя мать приехала сюда одна, проделав весь путь из Андалузии.
Линнет подвергается куда большему риску, чем его мать, чуть не сказал Пирс, но вовремя спохватился.
На лестнице показался Кибблс.
– Один из вновь прибывших пациентов очень плох. Деревенский доктор лечил его пиявками.
– Возьми себя в руки, – произнес Себастьян ворчливым от усталости тоном. – Линнет уехала. Переверни эту страницу.
– Иди спать! – огрызнулся Пирс, нетерпеливо махнув рукой, и повернулся к Кибблсу. – Мне казалось, что мы оповестили всех окрестных жителей о методах лечения этой болезни.
– Его жена говорит, что они слышали об изоляции больных, но ничего о лечении.
– Из какой они деревни?
– Из Лленддаула.
– У нас уже три пациента из этой деревни. Отправь туда Нейтена верхом. Кажется, он неплохо справляется с подобными делами, к тому же он местный. Скажи ему, пусть вобьет немного смысла в доктора. А если это не сработает, пусть стукнет его по голове и притащит сюда. Мы посадим его в подземелье.
Кибблс покачал головой:
– Нейтен слег. Кажется, в легкой форме. Он в западном крыле. Если так пойдет дальше, у Прафрока начнутся проблемы со штатом.
– Тогда нам придется обходиться тем, что есть, – устало произнес Пирс. – Проводи меня к этому пациенту.
– У мистера Конна сильный жар и слабый пульс, – сообщил Кибблс чуть погодя, стоя у постели больного.
– А горло?
– Багровое, покрытое язвами. И, – Кибблс перевернул руку пациента, – повреждение кожи, такое сильное, что он лишился ногтей.
Пирс посмотрел на пациента. Его глаза были закрыты, дыхание клокотало в груди.
– Сколько дней он уже болеет? – спросил Пирс у его жены.
– Шестой день, – отозвалась та. Она стояла у постели, заламывая руки. – Это случилось внезапно, мы положили его в отдельную комнату, как велел священник, и я отослала детей из дома.
– И возможно, спасли им жизнь, – сказал Пирс.
– А мой муж? Мой Баррис, что с ним?
Он решил, что лучше сказать правду.
– Не думаю, что он выживет. Хотя, конечно, остается шанс. Ваш муж выглядит крепким мужчиной, и мы будем бороться за него. Завтра все станет ясно.
Ее руки, вцепившиеся в спинку кровати, сжались.
– А если бы я привезла его, как только началась горячка, он бы выжил? Скажите мне.
– Не думаю, – сказал Пирс, глядя ей в глаза. – Протекание болезни осталось бы тем же. Мы не можем сказать, кто выживет, а кто умрет.
– Это не из-за тех пиявок? Я не хотела, чтобы их ставили, но доктор настаивал. Он прошел весь путь из соседней деревни, и получалось, что мы зря потратили его время, если я не соглашусь. Он приложил их к его горлу, туда, где язвы, чтобы отсосать отравленную кровь, как он сказал.
– Вы все равно ничего не могли сделать, что изменило бы ситуацию. Один Бог знает, когда приходит время умирать.
– Бог, – повторила она, тихо ахнув. – Конечно. Баррис каждое воскресенье посещал церковь и всегда делал что-нибудь для бедных. Если он умрет… – Она судорожно сглотнула.
Пирс подождал, пока она возьмет себя в руки.
– Если он умрет, Бог знает, что он прожил славную жизнь. Он любил детей. И меня. Он так и сказал, когда мы поняли, что он заболел. Мы прожили вместе двенадцать лет.
– И много вы видели счастья за эти годы? – поинтересовался Пирс.
– Трудностей тоже хватало, но мы были счастливы, – сказала женщина, роняя слезы. – Он хороший человек, мой Баррис.
– В таком случае вам есть чем гордиться, – сказал Пирс. – И вашим детям тоже.
Оказавшись в коридоре, он устало вздохнул.
– Скажите санитару, чтобы давал ему пить как можно больше. Пусть жена ухаживает за ним. Нужно охладить его, насколько это возможно. Попробуйте мокрые простыни. От солодовой пены больше вони, чем пользы, так что не применяйте ее больше.
– Почему вы сказали ей, что другое лечение ничего бы не изменило? – спросил Кибблс. – Мы не потеряли ни одного пациента из тех, кто поступил сюда вовремя. Нам следовало объяснить людям, что скарлатина может быть побеждена. – Несмотря на усталость, в его голосе слышалась гордость.
