– А он ни одной не принес сюда, – улыбнулся Алекс в ответ. – Придется пойти в другое место.
Фиона, решив, что пора и ей заняться делом, направилась вслед за Линни на кухню, но ее остановила Мейрид:
– А мне что делать?
Фиона посмотрела на поднимавшихся по лестнице и тихо о чем-то говоривших Алекса и Чаффи, вспомнила о царившем на кухне беспорядке и подумала, что Мейрид, которая терялась при виде новых людей и не выносила шума, сейчас, безусловно, в этой суматохе тяжело. Необходимо ее чем-то отвлечь, хотя бы ненадолго.
– А не могла бы ты сообщить леди Би о приезде джентльменов?
Алекс с середины лестницы услышал ее слова и добавил:
– А заодно попросить ее спеть. Отцу безумно нравится ее голос.
Фиона от удивления захопала ресницами и подошла поближе к сестре.
– Послушай, дорогая, а ведь ты могла бы ей аккомпанировать.
С минуту Мейрид молча переминалась с ноги на ногу и наконец изрекла:
– Но ведь уже скоро стемнеет…
– Звезды будут светить всю ночь, моя сладкая, а сэр Джозеф, я уверена, уснет довольно быстро.
Мейрид нерешительно посмотрела на сестру, как бы оценивая правдивость сказанного. Фиона взгляд не отвела, потому что отнюдь не хотела избавиться от сестры, чтобы остаться с Алексом, как та могла подумать, но все-таки почувствовала облегчение, когда Мейрид, кивнув, направилась в дамскую гостиную.
– Как тебе сегодняшний день, Линни? – спросила Фиона, направляясь за девочкой к обитой зеленым сукном двери кухни.
Та оглянулась через плечо, будто рассчитывая увидеть Алекса.
– О! По мне, более чем сносно. Отец милорда очень важная шишка, да?
– Пожалуй, можно сказать и так.
Линни кивнула:
– И при этом хороший парень.
– Очень, – согласилась Фиона.
– Не хотелось бы, чтобы с ним что-нибудь случилось, правда? – сказала Линни.
– Безусловно, не хотелось бы, – кивнула Фиона, глядя сверху вниз на девочку. – А ты чем собираешься заняться?
– Ничем. Просто ничем, и все, – как-то подозрительно быстро проговорила Линни, захлопав невинными голубыми глазками.
Это означало, что спрашивать ее о чем-либо в ближайшее время бесполезно: все ответы будут примерно такими же, – поэтому Фиона переключила внимание на чай для сэра Джозефа. Приготовив заварку, она налила в другую чашку один из волшебных отваров миссис Уилтон и понесла все это наверх.
Поднимаясь по лестнице, она решила, что шифры придется отложить до вечера, а войдя в комнату сэра Джозефа, поняла, что не сможет уйти отсюда, пока здесь остается Алекс. Пожилой джентльмен сидел прямо, однако рот его был чуть приоткрыт и было видно, что дышать ему трудно. Лицо его оставалось бледным, лоб покрывала испарина. Рядом суетился Суини, периодически опуская салфетку в тазик у кровати и протирая сэру Джозефу лицо. Сняв жилет, Алекс сидел на кровати и держал руку отца.
Когда Фиона хотела было закрыть за собой дверь, в спальню, подобно освежающему бризу, проникли звуки музыки. Это была восхитительная ария Заиды из одноименной оперы Моцарта, которая, как знала Фиона, очень нравилась Мей. А затем, будто рождаясь из этих звуков, как дым из огня, до нее донесся голос такой небесной чистоты, что по коже побежали мурашки, а дыхание замерло. Это не Мей: голос сестры она знала хорошо.
– О! – услышала Фиона восхищенный возглас. – Би… И Моцарт! Она… помнит.
– Это леди Би? – повернулась Фиона к Алексу.
Он улыбнулся, поняв ее удивление:
– Очаровательно, не правда ли? Трудно уловить смысл, когда она говорит, но зато поет как жаворонок.
Нет, не как жаворонок: звуки песни жаворонка не столь волшебны. Голос леди Би затрагивал само сердце. Хотелось закрыть глаза, чтобы забыть обо всем и наслаждаться его звучанием. Такие непреодолимо захватывающие звуки Фиона слышала впервые в жизни. Даже Мейрид играла по-особому – мягче и чуть-чуть медленнее, стараясь превратить музыку в обрамление голоса леди Би.
Сэр Джозеф немного расслабился, слушая, как леди Би и Мейрид без особой логической связи переходили от Моцарта к Генделю, затем к Клементи и вновь к Моцарту. Казалось, что волшебные звуки поднимаются к небесам и попутно рассеивают темные силы, по крайней мере те, которые мучили сэра Джозефа. В конце концов веки его опустились, дыхание стало спокойным и размеренным. Суини улыбался. Алекс впитывал заполнявшие комнату магические звуки, слегка откинув голову, не выпуская руки отца. А когда Фиона ненадолго выскользнула из спальни, чтобы подогреть чай и приготовить еще одну порцию целебного снадобья, стало ясно, что музыка заворожила не только их: практически все слуги стояли у подножия лестницы, боясь пошевелиться, и у многих на глазах были слезы.
Окончательно убедившись, что сэр Джозеф уснул, Фиона пошла в музыкальной гостиной. Мей сидела за старинным фортепьяно, а леди Би стояла рядом, положив руку на инструмент, отчего казалось, что она считывает издаваемые им звуки своими длинными пальцами. Никаких листов с нотами видно не было, зато, конечно, присутствовал Чаффи – сидел на желтом диванчике не шевелясь, будто завороженный. Очки он держал в руке, и в мягких карих глазах застыли слезы. Фиона улыбнулась им – тоже сквозь слезы – и обняла сестру, а затем сказала леди Би:
– Вы оказались лучшим лекарством в мире. Я никогда не слышала ничего подобного, леди Би. И моя сестра играла по-особенному для вас. Спасибо!
– Сэр Джозеф? – ожил наконец Чаффи, поднимаясь на ноги.
– Уснул, – с радостью сообщила всем Фиона и поцеловала сестру в щеку. – А ты, я думаю, теперь абсолютно свободна. Дай мне знать потом, как там наши звезды. А я должна вернуться наверх.
Она отправилась туда с радостью, хотя все, что могла там делать, – это наблюдать за тремя мужчинами, на редкость заботливо относившимися друг к другу. Особая теплота ощущалась в поведении сэра Алекса, который час за часом сидел возле отца в тишине, прерываемой лишь потрескиванием огня в камине, хрипловатым дыханием больного и периодическим перезвоном часов в прихожей.
Фиона тоже молча сидела неподалеку, надеясь хоть как-то поддержать Алекса. Не надо было быть очень наблюдательной, чтобы понять, как привязаны друг к другу отец и сын. Думая об этом, она отметила, что между этими мужчинам существовало то, чего никогда не было у нее. Они говорили короткими, порой незаконченными фразами, но при этом прекрасно понимали друг друга, и даже в таких полуфразах-полусловосочетаниях чувствовались любовь и уважение. Случалось, они вообще общались молча – просто глядели друг другу в глаза, – и в эти минуты Фиона им особенно, по-хорошему, завидовала. В их отношениях не было ничего искусственного, это было общение двух самых обычных, но любящих и абсолютно доверяющих друг другу людей. Порой в их разговорах проскальзывали намеки на какие-то мелкие грешки и проказы, которые вызывали у обоих улыбку. Говорили они и о чем-то серьезном, возможно, даже страшном, и в такие минуты ощущалось, что каждый из них готов поддержать другого не задумываясь и немедленно. Это не вполне походило на их отношения с Мейрид: Алекс с отцом были равноправны и равнозначны в своем альянсе; Фиона же чувствовала себя скорее матерью Мейрид, чем другом. Сестра, безусловно, любит ее, но на ее поддержку рассчитывать не приходится.